Ссыльный поляк С. Немоевский записал 30 января (9 февраля) 1608 г.: «Прибыл посадский человек из Москвы. Наши проведали от него через стрельца, что на этих днях казнен Петрушко».{720} Дневниковая запись свидетельствует с полной достоверностью, что казацкий «царевич» подвергся казни не сразу после сдачи Тулы, а четыре месяца спустя. В «Карамзинском хронографе» можно обнаружить любопытную приписку к тексту о сдаче Тулы: «Вора Петрушку (царь. – Р, С.)  велел повесить под Даниловым монастырем по серпуховской дороге…».{721}

Г. Шаховской был сослан «на Каменое» в монастырь, С. Кохановский – в Казань, атаман Федор Нагиба и некоторые другие – в «поморские города».{722}Несколько позже, когда Лжедмитрий II подошел к Москве, а его отряды заняли половину государства, Болотников был сначала ослеплен, а затем «посажен в воду». Убиты были также его сподвижники – казачьи атаманы, находившиеся в ссылке.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

История Смуты породила обширную историографию. Историки различным образом оценивали причины и характер народных движений начала XVII в. Первый русский историк В. Н. Татищев высказал догадку, что Смуту вызвали законы Бориса Годунова, сделавшие невольными крестьян и холопов. Бунты были следствием происков плутов, но участвовали в них редко шляхтичи, но чаще холопы.{723} Н. М. Карамзин называл Смуту «делом ужасным и нелепым», результатом «разврата», исподволь подготовленным тиранством Грозного и властолюбием Бориса, повинного в убиении Дмитрия и пресечении законной династии. В Смуту, писал Н. М. Карамзин, народ осознал свою силу и «играл царями, узнав, что они могут быть избираемы и низвергаемы его властью». Восстание Болотникова дворянский историограф называл «бунтом Шаховского». «Внутренние варвары» свирепствовали в недрах России, но направляли их поляки, утверждал Н. М. Карамзин, так что король был «виновник и питатель наших мятежей».{724}

С. М. Соловьев связывал Смуту с действием не внешних, а внутренних сил. Отдавая дань тезису о дурном состоянии народной нравственности, он указал на значение социальных перемен, таких как появление вольного казачества. Смута, подчеркивал С. М. Соловьев, была вызвана борьбой земских людей собственников «с так называемыми казаками, людьми безземельными, бродячими людьми, которые разрознили свои интересы с интересами общества». С. М. Соловьев первым увидел в Смуте борьбу сословий и назвал движение Болотникова социальной войной. С началом восстания Болотникова, писал он, «крамолы, волновавшие до сих пор Московское государство, вызвали теперь новое зло – казацкую, холопскую, крестьянскую войну…теперь казаки, стрельцы, посадские люди, крестьяне, холопы восстают на сословие высшее».{725} Парадокс заключается в том, что С. М. Соловьев первым из историков назвал восстание Болотникова крестьянской войной. Однако мысль, брошенная как бы мимоходом, не получила развития в главном труде С. М. Соловьева «Истории России с древнейших времен», где понятие «крестьянская война» не употребляется. С. М. Соловьев выражал несогласие с историками, которые считали причиной потрясений «запрещение крестьянского выхода, сделанное Годуновым». Хотя и «должно заметить, что казаки под знаменами самозванцев действительно стараются повсюду возбудить низшие классы против высших, действительно в некоторых местах на юге крестьяне восстают против помещиков, но это, – по мнению С.