А еще существовала контригра немецкой разведки: дезинформация, подставка, клевета…

Провалов в работе Старика не было, по крайней мере, он о них не знал, всего остального со счетов не сбросить, но, получив обратно холодный тяжелый пистолет и беспрепятственно пройдя мимо часового сквозь огромные, в два человеческих роста, обитые понизу медью двери, он мог абсолютно уверенно сказать: поводов для обоснованных подозрений у Грызобоева нет!

Значит…

В спартанской обстановке ведомственной гостиницы Старик докручивал догадку, испугавшую при выходе из солидного кабинета.

Если его скомпрометировать и убрать, а еще лучше, чище и грамотнее — дать возможность сделать это самому, — тот, кто недостаточно знал Старика, мог однозначно рассчитывать, как он распорядится полученной до утра отсрочкой и возвращенным «ТТ»; если его опорочить, мертвого проще, чем живого, то автоматически потеряют доверие работавшие с ним люди, оборвутся связи с многочисленными источниками информации на оккупированной территории, обесценятся добытые с неимоверным трудом сведения, свернутся начатые им и замкнутые на него операции.

Это могло быть выгодно только коварному и изощренному врагу, оборотню, получившему возможность под предлогом борьбы за безопасность фронта и тыла одним махом срывать тщательно продуманные и перспективные планы командования.

В управление Старик шел в таком напряжении, в каком обычно переходил линию фронта. Утреннее мироощущение отличается от ночного большей рассудительностью, и он хорошо понимал, что такая логичная и убедительная для него самого догадка в глазах руководства будет выглядеть иначе — как попытка изменника спасти свою шкуру ценой оговора. Да и скорей всего, ему вообще не удастся попасть к кому-нибудь выше уровня Грызобоева. Но оставлять вредителя в святая святых Сизов не собирался.

Вчерашний липкий ужас беспомощности исчез бесследно: то, что в основе страшных обвинений лежало не ошибочное подозрение, а злонамеренный расчет, меняло дело коренным образом. Перед ним был враг, а как поступать с врагами. Старик хорошо знал.

Недооценив Сизова, Грызобоев допустил главный в своей жизни промах, и зря он надеется на правило отбирать оружие в приемной, потайную кнопку сигнализации и здоровенного адъютанта с беспощадным взглядом…

Старик двигался стремительно и неотвратимо, как мчится навстречу взрыву самонаводящаяся торпеда, намертво вцепившаяся в цель акустическими захватами. Собственная судьба его не интересовала, так как находилась за пределами поставленной самому себе задачи.

Многие считали Старика везунчиком, хотя чаще всего его удачи объяснялись железной волей, целеустремленностью и бесстрашием, но надо признать, что судьба благоволила к нему и иногда подбрасывала счастливый билет.

Пост на проходной он миновал беспрепятственно, расценив это как первую удачу, вытекающую из самоуверенности и недальновидности Грызобоева, но через несколько минут, столкнувшись с тремя мужчинами, выходящими из приемной начальника управления, понял, что дело не в еще одной ошибке оборотня, а в резком изменении обстановки.

Вид адъютанта, зажатого с двух сторон не уступающими ему телосложением спутниками, был жалок: распахнутый ворот, споротые петлицы, болтающийся клапан кобуры, а главное — лицо: растерянное, с перекошенным ртом и умоляющими глазами.

— Покажу… все… Я-то ни при чем… За него, гада, не ответчик, — мокро шлепали безвольные губы.

Порученец в приемной отвечать на вопросы не стал, другие сотрудники ничего не знали или делали вид, что не знают.