Потом Старик приехал на тихую кривую улочку, подошел к маленькому аккуратному домику и постучал в зеленую калитку, представляя, как пост наблюдения фиксирует этот факт и какой шум поднимет завтра Мишуев.

Когда к нему вышла миловидная располневшая женщина (Надежда Толстошеева, 27 лет, жена младшего, старший — холостяк, а люди болтали об этой семье разное). Старик спросил Владимира или Николая, увидел, как напряглось лицо хозяйки, и услышал, что Их дома нет, когда будут — неизвестно и вообще непонятно, зачем они нужны совершенно незнакомому человеку.

Тогда Старик с простецкой откровенностью поведал, что он является родным дедом Вальки Макогонова, который поехал в гости к своим новым друзьям, брательникам Толстошеевым, Володьке и Николаю, а обратно не возвратился. Обеспокоенный дед приехал следом, в справочном получил адрес и хочет узнать, где его внук, а если здесь ответа не найдет, то останется только один путь — идти в милицию.

Надежда слушала настороженно, губы ее сжались, руки комкали какую-то цветастую тряпку. Сохранить незаинтересованный вид ей не удалось, а при последних словах в глазах явно мелькнул испуг.

«Знает, все знает, — подумал Старик. — Без деталей: кто за рулем, кто стрелял, да кого убили, да куда Валька делся — подробности ей не нужны, без них спокойней, а догадки не в счет, так легче прикинуться, будто живешь не с бандитами и убийцами да не на кровавые деньги жировать собираешься».

— Вообще-то муж сегодня обещал заявиться, — растерянно лгала хозяйка и этой ложью выдавала свое тайное знание, хотя приехавший в поисках внука простодушный старичок не мог бы определить ни растерянности, ни лжи, ни тем более предвидеть собственную участь, намек на которую читался в бегающем, беспокойном взгляде Надежды Толстошеевой.

— Заходите, дедушка, отдохните, а то знаете, как у мужиков, — кружка пива, потом стакан вина, потом бутылка водки… Вот и гуляют… На дачу поехали отдохнуть, да там и застряли…

Она сыпала словами, провожая Старика в дом, но, когда дверь на улицу закрылась, вдруг замолчала и обессиленно опустилась на старинный, обитый железными полосками сундук.

— А что, и Валек мой с ними загулял? — спросил дед Макогонова слегка неодобрительно.

— С ними, — готовно кивнула Надежда, и Старику стало ясно: она знает, что Макогонова нет в живых.

Но у деда пропавшего Вальки подобной ясности не было, да и быть не могло. Хозяйка оказалась не только красивой, но и приветливой, говорливой, обстановка в доме не внушала тревоги и беспокойства. Разве придет в голову, что ты неожиданный, крайне нежелательный свидетель, способный провалить так удачно начатое дело, а потому обреченный…

Дед Макогонова расслабился на кушетке.

— Отдохните, дедушка, я сейчас, в магазин и обратно…

В Толстошеевой появилась целеустремленность, очевидно, она приняла решение, как надо поступать.

Хлопнула дверь. Дед Макогонова исчез, как только шаги Надежды пропали вдали. Пружинистой кошачьей походкой Старик скользнул по комнатам, осматривая дом.

Три комнаты. Маленькие, опрятные, плотно заставленные. Хельга, набитая разномастным хрусталем и аляповато расписанным золотом фарфором, цветной телевизор под яркой шелковой накидкой, всюду ковры: на стенах, на полу в два слоя, свернутые в трубку по углам. Гимн дурному вкусу. Зато богато, значит, «не хуже, чем у людей».

В спальне Старик споткнулся о коробку из-под австрийских сапог, еще две белели под кроватью. Спекулирует она, что ли? Или обеспечивает себя по высшей норме? Скорее всего и то и другое. Братья часто заглядывают в бутылку, так что зарплат и левого заработка Владимира не хватит, чтобы так набить это «гнездышко».

На крохотной веранде оборудовано рабочее место: верстак, тиски, небольшой токарный станок.