Они заговорили о взрыве самолета в сентябре. Глэдис упомянула, что в этой катастрофе погибла ее знакомая.

– Это позор, Глэдис, вот что я тебе скажу! – разгорячился О'Малли. – Я просто ненавижу такие истории, особенно если гибнут дети. Можно убивать солдат, можно разбомбить ракетный завод, но нельзя трогать детей! Эти сволочи‑террористы никогда об этом не думают!

Глэдис сочувственно кивнула головой. – Ничего, не обращай на меня внимания, – сказал Джон, заметив ее взгляд. – После второго стакана виски я всегда завожусь и начинаю говорить о человеческой жестокости. После третьего меня посещает романтическое настроение, и тогда – берегись!

Он широко улыбнулся, и Глэдис почувствовала, как у нее потеплело на душе. За те двадцать лет, что они не виделись, Джон О'Малли нисколько не изменился, разве что лицо его стало еще более красным, да в огненно‑рыжей шевелюре появились серебряные нити. Разговаривать с ним, во всяком случае, было по‑прежнему приятно.

Но через полчаса им пришлось расстаться. Вечер Глэдис отработала как по нотам. Огромный обеденный зал, освещенный свечами в бронзовых канделябрах, лакеи в напудренных париках и ливреях, старинный фарфор и начищенное до блеска столовое серебро должны были отлично смотреться на снимках, создавая нужное настроение.

Впрочем, в глубине души Глэдис была рада, что это последний прием перед бракосочетанием. Не то чтобы ей надоело снимать высшую аристократию Европы и мира – просто Глэдис не терпелось взяться за ту, другую историю.

Вернувшись в отель, она позвонила домой. Джессика, которая взяла трубку, сказала, что они как раз собираются ужинать. Глэдис поговорила с каждым из детей и с облегчением узнала, что они чувствуют себя прекрасно. Вчера они побывали в парке аттракционов, а днем раньше Дуг водил всех на каток. Глэдис захотела поблагодарить мужа за это, но Дуг передал через Джессику, что не может подойти. Настроение у Глэдис снова упало. Повесив трубку, она почувствовала себя так одиноко, что, почти не отдавая себе в этом отчета, набрала номер телефона Пола.

Глэдис надеялась, что он не спит, и Пол действительно еще не ложился. Она рассказала ему о сегодняшних приемах, описала всех, кто на них присутствовал, и поразилась тому, что с большинством Пол знаком лично.

– На какой час назначено завтрашнее бракосочетание? – спросил он наконец.

– На пять, – ответила Глэдис.

– А что ты собираешься делать до этого времени?

– Спать. – Глэдис усмехнулась. – Вообще‑то я еще планировала зайти в полицию – уточнить насчет той, второй работы…

Пол знал и об этом задании Глэдис.

– Похоже, ты зря времени не теряешь, – заметил Пол. «Как и Седина», – подумал он про себя, но вслух ничего не сказал. – Позвони мне завтра, расскажешь, как прошла свадьба и кто из наследных принцев напился и уснул лицом в салате, – попросил он, и Глэдис рассмеялась.

– Конечно. Ведь все они – твои близкие знакомые!

– Звони в любое время: даже если я буду не на вахте, спать я все равно не буду, – добавил Пол, и Глэдис улыбнулась. К этому времени она уже поняла, что Пол ведет сейчас преимущественно ночной образ жизни. Главной причиной этого была боязнь вернуться в привычный мир и обнаружить, что там нет Седины. Лишь наедине с ночным мраком и пустынным океаном он забывался. Тогда терзавшие его боль и тоска немного отступали.

Глэдис прекрасно это понимала, поэтому она сказала тихо:

– Ничего, Пол, ничего… Когда‑нибудь ты вернешься.