(Поэтому остальные молодые женщины обращались к ней «мадонна»). После рождения ребенка она стала относиться к нему как к «игрушке», как продолжению себя, и подчеркивала, что теперь наконец у нее есть тот, кому она может принадлежать. Такое отношение к ребенку сопровождалось полным отсутствием реалистичных планов на его будущее. Теперь и он служил орудием агрессии против Боба; Агнес утверждала, что ребенок — это то, за что «можно побороться».
Понятно, что Агнес испытывала отвержение со стороны родителей. Наряду с ее сомнениями в том, были ли они ее настоящими родителями (что символически значимо и, возможно, фактически достоверно), имеются многочисленные данные об ее прохладных и обоюдно враждебных отношениях с мачехой. Отец всегда отличался безразличным отношением к Агнес и ее способностям. Вплоть до настоящего времени Агнес стремилась пробиться сквозь это безразличие. После родов она отправилась в соседний город повидать отца, якобы с целью получить фактические сведения о своем рождении, а на самом деле — чтобы заставить его в кои-то веки проявить к ней хоть каплю интереса. Ее потребность в заботе символически выражалась в надежде на то, что он даст ей немного денег. Я утверждаю, что деньги были «символом», потому что в то время Агнес не особенно нуждалась и, более того, установленная ею сумма (пять долларов) никакой погоды реально не сделала бы. Перед поездкой она выразила убеждение, что отец не «раскошелится», т. е. не даст ей материального подтверждения своей заботы. После поездки она рассказала, что он с удовольствием хвалился перед своими коллегами тем, какая у него симпатичная дочь, но в остальном, как всегда, выражал полнейшую незаинтересованность в ней. На интервью в «Ореховом доме» Агнес постоянно говорила о своем одиночестве: «Я никогда никому не принадлежала». Даже с учетом ее склонности к драматизации можно сделать вывод, что она всегда была очень изолированной личностью. Мы относим Агнес к категории высокого родительского отвержения.
Основными характеристиками ее теста Роршаха были сильная агрессия и враждебность. Почти каждый ответ, где фигурировали человеческие существа, представлял собой описание дерущихся людей или чудовищ с человеческими чертами. Чудовища появлялись в сексуальном контексте; предположительно, секс у нее ассоциировался со зверской агрессией против нее. Хотя глубинные фантазийные импульсы находили у Агнес достаточное выражение, она подавляла инстинктивные побуждения и сексуальные влечения, дабы избежать судьбы жертвы агрессии. Тест Роршаха показал, что чрезмерные враждебные и агрессивные тенденции (потенциальные и актуальные) буквально влекут ее за собой, и они вышли бы из-под ее контроля, если бы хоть частично не подавлялись. Кроме того, присутствовала значительная эмоциональная возбудимость, особенно в нарциссической форме.
В целом, в ее тесте Роршаха обнаружился садомазохистский паттерн. Агнес пыталась сбежать от своей враждебности и агрессивности под защиту воображения, абстракций и морализма, т. е. агрессия выглядела как битва между «добром и злом». Хорошие умственные способности использовались ею для удовлетворения своих агрессивных амбиций путем контроля над окружающими. В ее случае враждебность и агрессивность были сопряжены с тревогой, главным образом вызванной ожиданием агрессии в свой адрес, а это ожидание, в свою очередь, чаще всего было ее проекцией собственных враждебных и агрессивных чувств. Основным способом борьбы с тревогой была ответная агрессия и враждебность.
Оценка параметров тревожности Агнес по тесту Роршаха была такова: глубина 21/2, широта 41/2, защита 41/2, что позволяет отнести ее к категории высокой тревожности по сравнению с другими девушками. Агнес оценила свой уровень тревоги в детстве как умеренно низкий, а в будущем — как умеренно высокий. Главными областями тревоги были амбиции и опасения фобического характера. |