— Его тонкие губы напряглись. — Только ради этого я и живу, сэр.
— А события сегодняшнего дня как-то обогатили список ваших подозрений?
— Да, они тоже связаны с Артуром. — Берт коротко и резко рассмеялся. — Он едва не возглавил мой список, сэр.
— Потому что пытался шантажировать доктора Пелхама? — как бы невзначай спросил Джерико.
Ясные маленькие глазки тут же сверкнули в сторону Джерико.
— Сэр, откуда у вас появилась эта идея?
— Давайте договоримся, Берт, что она у меня просто появилась. А вас я искал потому, что, как мне казалось, вы сможете просветить меня в этих делах. Все говорят, что доктор Пелхам рассказывал вам такое, о чем он никогда даже не заикался в семье.
— У Капитана была чистая душа, сэр. Сейчас мертвая, но белая и чистая. Никто не мог иметь против него чего-либо. Но подстрелили именно его, а не какого-то шантажиста.
— Возможно, потому, что Старик угрожал изобличением этому шантажисту?
Берт устало покачал головой:
— Вы просто гадаете, чем я занимался целых десять лет.
— Это не совсем так.
Распухшие суставы рук Берта побелели.
— Вы занимаетесь догадками, сэр, но это ложный путь. В жизни Капитана не было ничего такого, за что его кто-то мог бы упрекнуть.
— Не уверен, что могу сказать то же самое даже о своем лучшем друге, — заметил Джерико.
— Вы еще не достаточно повзрослели, чтобы вот так, день за днем, на протяжении сорока лет наблюдать жизнь своего друга. Уж за эти-то годы можно было бы разглядеть в человеке что-то порочное.
— Расскажите мне, Берт, как получилось, что вы настолько сблизились со Стариком?
Берт достал из кармана сигарету и прикурил ее. Зажатая в одном из уголков его рта, она придавала Берту смешливое выражение, схожее с комиком в музыкальной комедии.
— Была война, сэр, — заговорил он, и сигарета каждый раз подпрыгивала в уголке рта. — Капитан и я всегда называли это «Войной». Возможно, для вас, молодых, которых призвали на вторую, это не имеет особого значения, но для нас та, первая, была «Войной» — с большой буквы. Этим летом будет пятидесятилетняя годовщина, когда мы повстречались с Капитаном. И если не считать первых трех лет, мы с ним больше не расставались. Можно сказать, что формально я был его слугой, но на самом деле мы являлись друзьями.
— Пятьдесят лет. Это получается одна тысяча девятьсот пятнадцатый год.
Берт кивнул:
— За рубеж он отправился с самой первой группой канадских военных. В Канаде его назначили капелланом. Оставался с ними до тех пор, пока американцы в 1917 году не разобрались с ситуацией. Мне был двадцать один год, когда мы повстречались с ним в реабилитационном госпитале в Хантингтоншире. У меня тогда удалили порядочно шрапнели из кишок, да и газа я тоже надышался. Капитан никогда не подчеркивал свою конфессиональную или национальную принадлежность. Все, кому была нужна помощь — будь ты белый или черный, — могли обращаться к нему. Я вспоминаю один вечер, когда он сидел с негром из Южной Африки, а у того была громадная рана в груди. Так он и просидел всю ночь, разговаривая с негром на его наречии. По-голландски, если мне не изменяет память. Капитан всегда имел склонность к языкам. Он мог «парле-ву» как настоящий лягушатник. Мог даже с вандалом каким-то переговорить, причем сделать так, что тот его поймет.
— Он был добрым человеком?
— Для большинства из нас он был воплощением Иисуса Христа, сэр. Однажды ночью скончался один негр — отошел умиротворенный, все время держась за руку Капитана. Он, Капитан, вообще был переполнен всевозможными шутками и хохмами, которые поддерживали тебя в минуты уныния. |