– Она ушла, – сообщает мне Иветт. – Садится в зеленый микроавтобус с желтой надписью, отсюда мне не разглядеть. Она оставила визитку… Посмотрим… Ага: «Франсина Ачуель, директор», а внизу – «Горный центр отдыха и развлечений для взрослых инвалидов», и номер телефона.

Я начинаю понимать. Эта славная женщина хочет представить меня своей пастве в качестве иллюстрации того, чего можно добиться, несмотря на увечье. А у моего чертова дядюшки не хватило смелости предупредить меня. В любом случае, это идиотизм: я не могу говорить и не собираюсь проводить им семинар на языке глухонемых.

– Она вроде симпатичная, – замечает Иветт, – но немножко… м‑м‑м… взбалмошная. И эта куртка с розовыми цветами, честно говоря, ее не украшает: она ее толстит, а поскольку она и так не худенькая… Что скажете насчет тортика с черникой?

Я делаю отрицательный жест. Мы уже съели по два блина каждая, а я делаю недостаточно упражнений, чтобы позволить себе так набивать живот.

– Ну ладно, а я все‑таки съем кусочек! От горного воздуха аппетит разыгрывается, – решает Иветт и встает.

Наконец мне удается отпить глоток холодного чая. Смеющиеся голоса молодежи. Возня, крики. Будучи подростком, я тоже носилась по этим склонам, красная от мороза и удовольствия. Я еще чувствую напряжение в лодыжках, сотрясение на пригорках, опьяняющее ощущение скольжения. Мы с Бенуа любили кататься на равнине. Прогулки по сияющему снегу. И бесконечные круги на катке. В подвале еще должно лежать совершенно новое снаряжение, мы купили его незадолго до… несчастного случая. Все кончено. Как будто меня приговорили к пожизненному заключению, а камера – это мое собственное тело. Ну, хватит, долой грустные мысли, не буду же я хныкать на людях.

– Элиз…

Слева от меня голос, мягкий, шепчущий. Еще один неожиданно объявившийся знакомый?

– Элиз…

Я помахиваю рукой в знак того, что услышала.

– У меня для вас подарок, – продолжает голос с ласковыми интонациями.

Поклонник? Я чувствую, как к моей руке прикасается чужая, сухая и горячая, кто‑то зажимает мои пальцы на ручке пластиковой сумки.

– Увидимся позже…

Я так и сижу с сумкой в руке.

– Ну вот, зря вы отказались: на вид очень вкусно!

Иветт тяжело усаживается.

– А что это у вас?

Я протягиваю ей сумку и пишу в блокноте: «Ты видела, как кто‑то со мной говорил?»

– Но… если с вами кто‑то говорил, вы должны это знать! – отвечает она с набитым ртом. – Нет, я никого не видела, тут вокруг столько народа… Так что же это такое?.. Подарочный пакет! Вам кто‑то сделал подарок?

Я пишу быстро, как только могу: «Да, но я не знаю кто. Открой».

Шум разворачиваемой бумаги.

– Ну, вот еще! Полный бред! Кусок мяса в целлофане! Что за глупость – заворачивать мясо как подарок! И что за глупость дарить мясо!

Кусок мяса?

В недоумении осведомляюсь: «Что за кусок мяса?»

– Ну, как для бифштекса, красный, с кровью, толстый. Надеюсь, это французское мясо. Знаете, лучше его выбросить. Отдадим собакам: не люблю я есть мясо, если его неизвестно кто принес. Кусок мяса! Нет, честное слово…

Я чувствую, как все мои нервы напрягаются. Кто‑то не поленился прийти, чтобы подарить мне кусок мяса, не назвавшись и воспользовавшись отсутствием Иветт. Значит, этот кто‑то хочет остаться неизвестным. Но в чем смысл этой шутки, если он вообще есть?

Или же мне хотят передать некое послание. Ребус, первым элементом которого является этот кусок мяса.