– Реальность не так‑то легко переделать, детка! Вы думали, что достаточно вывести Элиз на сцену вашего театрика и столкнуть ее с другими персонажами, чтобы история, которую вы сочинили, написалась сама собой. Неправда! История – это как музыка, ее нельзя написать без молчания… без лжи, без пропусков…

– Заткнись!

– Вы хотели сделать из Элиз настоящую героиню, – гнет свое Жюстина, – но вы забыли, что герой прежде всего принадлежит автору. Я уверена, что вы получите огромное удовольствие, когда будете читать о ее новых приключениях в своей камере для буйно помешанных, – добавляет она без всякого выражения.

Летиция несколько минут переваривает услышанное, потом вопит:

– Это чушь! Это мы все придумали!

– Слишком надуманно! – восклицает Жюстина. – Вроде как «перебор»: вы вышли за рамки!

– Б*А* тоже сядет! – в отчаянии кричит Летиция.

– За что? Она извлечет пользу из зла, содеянного вами. «Чужое добро впрок не идет», но «на чужих ошибках учатся»! – поучительно произносит Жюстина.

– Я вас сейчас убью, пристрелю, как двух сучек, и никто не извлечет пользы из приключений Элиз! – надрывается Летиция. – А этому сынку старого козла, я ему башку размозжу, я…

– Не советую вам и пальцем трогать мальчика! – раздается женский голос из‑за деревьев.

Иветт! Ей удалось! Трам‑та‑ра‑рам! Звените, горны, гремите, трубы!

– А что… ? – потерянно лепечет Летиция.

– Я капитан Бертран, штурмовая группа Национальной жандармерии! – мужской голос, усиленный мегафоном, звучит неестественно сухо. – Вы окружены! Сдавайтесь!

Кавалерия! Наконец‑то!

– Я вооружена, у меня заложники! – орет Летиция. – Я прикончу их!

– У вас есть три секунды, чтобы положить оружие! – отвечает капитан Бертран. – Вас держат на мушке четыре элитных снайпера. И я не в лучшем настроении. Раз!

В кино так переговоры не ведут. Надеюсь, он знает, что делает.

– Требую вертолет, или я убью их! – опять кричит трясущаяся от бешенства и отчаяния Летиция.

– Меня зовут Марк, – произносит другой, не менее холодный голос. – У меня в прицеле ваш правый глаз. Только что были обнаружены тела наших товарищей, – добавляет он, – мы действительно не расположены шутить. Если честно, мы надеемся, что вы откажетесь сдаться, тогда мы получим законное право нажать на спуск.

– Два!

– Время – деньги, – говорит Бернар.

Она подчинится или выстрелит? В кого она целится? В Жюстину? В Бернара? В меня? Имею ли я право надеяться, что она держит на прицеле одного из них? Я аморальна, если всеми силами души надеюсь, что это не моя голова разлетится на куски?

– Три…

– Ладно, сдаюсь! – кричит Летиция. Точно как в вестерне.

От облегчения я икаю.

– Хорошо. Поднимите руки! – командует капитан Бертран, – выше!

– Сволочи! – бормочет Летиция. – Идите все в задницу!

И тут же начинает хныкать: «Они меня заставили, я не хотела, я не понимала, что делаю… » – и так далее, а нашу маленькую полянку вдруг заполняют десятки мужчин с суровыми голосами.

Совсем рядом оглушительно завывают сирены «скорой помощи», возгласы, слова, беготня вокруг дома, наверху, мужские голоса, протесты Кристиана («она в меня выстрелила!»), что‑то очень тонким голосом пищит Клара, истошный лай, треск вспышек, шум вертолета, Иветт бросается мне на шею.