О том, что вездеход добрался до вокзала, знал только водитель. Выглянув из кабинки, можно было подумать, что вездеход просто проехал по кругу. Все так же валил снег, и так же, как возле управления, ничего не было видно, кроме снежного месива в свете фар.

Первым из кабины выпрыгнул Пермяков и, махнув рукой, исчез в снегу. Потом, опершись о гусеницу, спрыгнул Левашов. Где-то впереди виднелось слабое свечение — там был вокзал. Рядом с протоптанной дорожкой из сугроба торчала жестяная вывеска киоска. А сам киоск, как стеклянный погреб с банками, мерзлыми, звонкими пирожками, с растрескавшимися бутылками, из которых торчал розовый напиток «Горный воздух», был где-то внизу. Электричество в киоске не выключили, и он слабо светился под снегом. Невдалеке время от времени вспыхивал красный фонарь светофора. Желтый и зеленый были занесены. Со стороны клуба железнодорожников, который словно нависал над привокзальной площадью, доносился скрежет — надорванные листы кровельного железа бились, как мерзлое белье на веревке. Оторвавшись, они черными птицами летели над вокзалом, над перроном и бесшумно падали в сугробы где-то среди маленьких корейских домиков.

Вспарывая унтами снег, Левашов прошел вдоль деревянного вокзала. У фонаря над входом ветром переломило провод, и лампочка мигала, мигала, будто морзянкой настойчиво и безнадежно звала на помощь.

По железной лестнице, прилепившейся к стене вокзала, Левашов поднялся на второй этаж и вошел в кабинет начальника. Усатый, седой и энергичный, он быстро кивнул Левашову и снова повернулся к собеседнику. Левашов улыбнулся про себя, заметив, как у начальника сразу изменился тон — он стал игривым и снисходительным.

— Ну что ты паникуешь, Денисов? Отличная погода! Бодрит! Молодит! Посмотри на меня — разве нет? — Начальник приосанился и быстро взглянул на Левашова.

— Да уж молодит, — хмуро ответил Денисов. — Не знаешь, куда девать бодрость-то… Я вот подумал…

— Рейс отменить? Чего ради?! Ну снежок выпал, ну ветерок подул! А ты испугался? Ну?! Послушай-ка, Денисов… Дорога в порядке. Полчаса назад пришел состав из Макарова. И потом, снег идет только на юге. Доберешься до Долинска, а там тебе зеленая улица! Подумай о наших показателях, Денисов! Один отмененный рейс — и прости-прощай все премии, вся слава и почет! — Начальник улыбнулся, его короткие усы вытянулись, стали тоньше, а упавшая на лоб негустая седая прядь придала ему выражение молодое и отчаянное.

— О славе да почете и без меня есть кому подумать. — Денисов посмотрел на лужу, которая растеклась от его валенок, смущенно переставил ноги в сторону, потом, не выдержав, поднялся и пересел на соседний стул.

— И еще, — продолжал начальник, — завтра я доложу в управление, что в чрезвычайно сложных погодных условиях безукоризненно провел состав по длиннейшей трассе острова опытный машинист Денисов. Ты слышишь? Безукоризненно! — Начальник поднял указательный палец, словно бы сам удивляясь той славе, которая свалится завтра на плечи опытного машиниста Денисова.

— Да будет тебе языком-то молоть, — непочтительно сказал машинист и махнул рукой. Его, видно, нисколько не смущало присутствие постороннего. — Зарядил — в управление доложу, в управление доложу… Докладывай, если тебе больше нечего доложить…

— Ну хорошо, — сказал начальник. — Уж и пошутить с тобой нельзя… Больно ты серьезным стал, Денисов, никак на мое место метишь? — Заметив, как поморщился машинист, начальник снова стал серьезным.