— Ты поверила тому, что я сказал тебе, потому что это была правда.

— Чепуха! — воскликнула Лана, передразнив меня. Это вышло у нее прелестно, но она была вне себя от ярости.

— Зачем тебе понадобилось испытывать свое искусство на мне? — спросила она. — Зачем? Я всегда считала себя женщиной, для которой в мире будет существовать только один мужчина, и я имела глупость поверить, что им будешь ты.

Она отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы. Когда она снова взглянула на меня, глаза ее были сухими.

— Отец был высокого мнения о тебе, но после этой истории с Долорес он запретил мне видеться с тобой.

— А ты всегда следуешь советам отца? — попытался я взять циничный тон.

— А почему бы и нет? — отпарировала она. — Я вполне с ним согласна.

Я подумал: никогда нельзя спорить с женщиной там, где не имеешь оружия противнее. Я решил найти такое оружие.

— Хорошо, — сказал я. — Давай выясним все до конца, Лана. Тебе нужен предлог, чтобы освободиться от меня. Все, что ты говорила о своем отношении ко мне — это только слова. История с Долорес стала для тебя таким предлогом. Будь честной и признайся, что я ничего для тебя не значу, что тогда в Париже ты просто поддалась влиянию ночи и лунного света, что ты скучала и хотела немного развлечься.

Лана вскочила и сверкающим взглядом посмотрела на меня. Секунду мне казалось, что она запустит в меня вазу с камина.

— Черт возьми, Ники! — воскликнула она. — Ничего более подлого ты сказать не мог. Сейчас ты узнаешь кое-что. Это была правда, когда я говорила, что люблю тебя. Так оно и было, несмотря на краткость нашей встречи. Я и сейчас все еще люблю тебя, но после этой истории с Долорес между нами все кончено.

— А если я скажу тебе, что в этой истории все ложь? — спросил я.

— Я не поверю тебе, — ответила она.

Услышав это, я пришел в ярость. Я встал, закурил сигарету и сказал:

— Ну что же, пусть будет так. Спасибо за развлечение, леди. А теперь, может быть, вы покажете мне черный ход, чтобы я мог выйти?

Я направился к двери. Лана последовала за мной. Подойдя ко мне, она сказала:

— Если то, что ты говорил в Париже, — правда, то почему же ты не пытаешься доказать, что я ошибаюсь? Почему?

— Не будь ребенком, — сказал я. — Это не так легко. Я нахожусь в невыгодном положении, и тебе это хорошо известно.

— Чем же объясняется твое «невыгодное положение»?

Я улыбнулся.

— Тебе хорошо известна моя репутация в отношении женщин. Когда приходится выполнять работу, подобную той, которую я выполнял в течение пяти лет, нужно отвлекаться от нее каким-то образом. Неужели ты об этом не знаешь? Кроме того, если я говорю тебе что-то, то ты должна верить мне. Тебя устроит это?

— Нет, — ответила Лана и отошла к камину.

Мне подумалось, что я мог бы часами любоваться ее походкой. Она напоминала мне плавное скольжение легких облаков по летнему небу.

Я не пошел за ней, хотя прекрасно видел, как она желала, ждала этого. Но я не мог позволить себе нарушить принципы своих отношений с женщинами, хотя многие утверждают, что вспоминают о том, что у них есть какие-то принципы, именно в тот момент, когда им приходится изменять.

Итак, стоя у двери, я посмотрел на нее улыбаясь и сказал:

— В один прекрасный день ты обнаружишь, что обо мне рассказывали много вздора. Ты не простишь себе, что мы так расстались. Всю жизнь ты будешь жалеть о нашем разрыве и проклинать себя.

Я докурил сигарету и добавил:

— Ну что ж, прощай, Лана… Я всегда буду вспоминать тот вечер в Париже…

— Что ты собираешься сейчас делать? — спросила она, поворачиваясь ко мне.