|
— У витрины с кассетами мужик, видишь? Врач. Хирург. Жена — детский доктор. Сейчас с нашими за медикаментами на склады поехала. Дальше, двое у аптечного киоска — милиционеры. Военные есть, пожарные. Я кто, думаешь? Мент. Капитан. Вот так, родной. — Он вытер рот тыльной стороной ладони, сложил тарелку пополам, «упаковав» в нее вилку и нож. — Ты ешь, ешь. Остынет. — Родищев принялся за еду. — Всех заколебало смотреть на тот беспредел, который вокруг творится. И все понимают: Немцовы эти, Явлинские — ни хрена они не сделают. Только болтать умеют красиво, и все. А эта зажравшаяся сволочь уже в печенках у всех сидит. Все у них повязано, все кругом куплены, отмазывают друг друга. Дернешься против такого — сам же по роже и получишь. Думаешь, найдется много людей, которые захотят, чтобы все это по новой началось? Этих я, конечно, не считаю, — еще один кивок в сторону холодильников. — Они бы захотели, точно. Только не пустит никто. Всех к ногтю прижмем, — туманно пообещал он. — Ворье, чиновников, богатеев. Всех.
— Вас перестреляют, — сказал Родищев, глядя в тарелку и делая вид, что сильно занят нарезанием мяса. — Заодно с собаками. — Это кто же? Тоха наклонился вперед, цепко глядя Родищеву в лицо. — Войска. ОМОН. Собеседник повернулся, ткнул пальцем. — Мужика у двери видишь? Омоновец. Московский. Он со своими уже связался. Как минимум две трети их личного состава будет здесь завтра утром. При стволах и при технике. — Он усмехнулся. — А в войсках, Игорь, солдаты с голодухи пухнут. Вон в газете писали, у памятника этого, в центре, ну, как его… короче, неважно, первогодки жопами своими торгуют, лишь бы пожрать купить. А генералье в это время дачки себе строит. Я фотографию в газете увидел — чуть не охренел. Дворец кирпичный в четыре этажа, на триста квадратов, со всеми пирогами. Даже с лифтом! Представляешь? Лосяра здоровый, такую ряху нажрал — на лестницу уже занести не может. А рядом домик для гостей на пехотный батальон, гараж на пяток бээмпэ, банька с бассейном да площадка для вертолета. А сотка земли там, между прочим, от пяти до десяти тонн в баксах. Он что, на зарплату свою трехсотдолларовую землицы прикупил и этакие хоромы отгрохал? Да хрен там. Он у солдат украл, себе в карман положил. И всем по фигу! Делают вид, что не замечают! Потому что заметишь — следующим на тебя самого укажут, а у тебя дачка-то поболе будет. И ты думаешь, Игорь, солдаты за это говно воевать пойдут? Нет, брат. Шалишь. Мало того, как узнают, что у нас жилье, жратва, зарплаты нормальные, все тут будут, вместе с оружием и техникой. Еще и очередь у дверей выстроится. — Тоха подумал и закончил без тени улыбки: — Это моя страна. Мой город. Я здесь хозяин. А ты говоришь, перестреляют. Родищев только покачал головой. — А собаки? Их вы куда денете? — Справимся как-нибудь, — отрубил Тоха. — Не сразу, конечно, со временем, но справимся. А пока пусть будут. Они нам только на руку.
— Ну, что там? Капитан посмотрел в окно. Собаки заполнили школьный двор. Казалось, асфальт сплошь покрыт шевелящимся мохнатым ковром. — «Что там», «что там». Хреново там, — оценил капитан и вернулся к прерванному занятию: стал вскрывать банки с красками и лаками, бутылки с растворителями и смешивать их в понятной одному ему пропорции. — Этих тварей не меньше сотни. Не понимаю, откуда их столько берется. Они что, делением размножаются? — Нет, просто крупные стаи поглощают более мелкие. Да и одиночки стараются примкнуть к сложившемуся прайду. Так легче добывать пропитание, — пояснил Гордеев. |
