– А я не шучу. Я тебе звоню из кабинета начальника полиции, он возмущен твоими какэбэшными методами в обращении с моими людьми. Он обещал мне, что сегодня же напишет министру.

Это был феномен, не поддававшийся объяснению, но тем не менее имевший место: он увидел воочию, по телефонному проводу, как побледнел Шакитано, всемирно известный трус и подхалим. Вранье Монтальбано поразило его, вроде удара ломом промеж глаз.

– Да что ты? Ты должен понимать, что я как ответственный за безопасность…

Монтальбано перебил.

– Безопасность не помеха вежливости, – сказал он лапидарно, чувствуя себя этаким щитом с обочины автострады, из тех, на которых красуются изречения типа «Скорость осторожности не помеха».

– Да я был максимально вежливым! Я угостил их пивом с бутербродами!

– Мне жаль тебя огорчать, но, несмотря на пиво и бутерброды, дело дойдет до высоких инстанций. К тому же, не убивайся, Шакитано, твоей вины тут нет. Горбатого могила исправит.

– В каком смысле?

– В том смысле, что раз ты дерьмом уродился, то не можешь сделаться конфеткой. Я требую письма, на мое имя, в котором ты всячески превозносишь моих людей. И хочу получить его до завтра. Привет.

– Думаешь, если я напишу письмо, начальник полиции не даст делу ход?

– Скажу тебе честно: я не знаю, даст ли начальник полиции ход делу или нет. Но если б я был на твоем месте, я бы такое письмо написал. И, наверное, поставил бы вчерашнее число. Я понятно говорю?

Он отвел душу и почувствовал себя лучше. Позвал Катареллу.

– Доктор Ауджелло в кабинете?

– Никак нет, но только‑только звонил. Сказал, если подсчет его верный, он на расстоянии десяти минут и через десять минут в управление прибудет.

Монтальбано воспользовался этим временем, чтобы заняться подложным отчетом, настоящий он уже написал у себя дома накануне ночью. Через некоторое время Ауджелло постучал и вошел.

– Ты меня искал?

– Тебе очень трудно приходить на службу чуть‑чуть пораньше?

– Извини, но дело в том, что я был занят сегодня до пяти утра, а потом, когда вернулся домой, задремал – и привет.

– Занят с какой‑нибудь шлюхой из тех, что в твоем вкусе? Чтоб весу в ней было не меньше ста двадцати кило?

– Но Катарелла разве тебе ничего не сказал?

– Сказал, что придешь с опозданием.

– Сегодня ночью около двух тут произошла автоавария со смертельным исходом. Я поехал на место и не хотел тебя поднимать, поскольку дело для нас несущественное.

– Для погибших, наверное, существенное.

– Погибшего, одного только. Летел по спуску Катена сломя голову, видно, тормоза отказали, и попал под грузовик, который в противоположном направлении поднимался в гору. Бедолага, умер на месте.

– Ты его знал?

– Конечно знал. И ты тоже. Кавалер Мизурака.

– Монтальбано? Мне сейчас звонили из Палермо. Не только необходимо провести пресс‑конференцию, но важно, чтобы она имела некоторый резонанс. Нужно для их планов. Приедут журналисты из других городов, сообщение передадут в национальных выпусках новостей. Дело серьезное, одним словом.

– Хотят показать, что новое правительство не ослабляет борьбу с мафией, что, напротив, борьба становится еще более интенсивной, передышки не будет…

– Монтальбано, что это с вами?

– Ничего, читаю заголовки послезавтрашних газет.

– Пресс‑конференция запланирована на завтра в двенадцать. Хотел предупредить вас заранее.

– Благодарю вас, синьор начальник полиции, но я‑то тут при чем?

– Монтальбано, я человек добрый и терпеливый, но до определенного предела.