– Я ничего ему не поручал! Это он…

– Вы прямо как ребенок, Монтальбано. Вы сваливаете на него значительную часть следствия. Потому что вы прекрасно понимаете, что не в состоянии полностью ему себя посвятить, раз три четверти вашего мозга заняты другим делом. Скажите мне по совести, прав ли я.

– Вы правы, – сказал Монтальбано по совести, немного помолчав.

– И тогда закроем эту тему. Перейдем к другому. Почему, черт возьми, вы не хотите, чтобы я представил вашу кандидатуру для повышения?

– Вы хотите и дальше меня мучить.

Он вышел из дома начальника полиции довольный – и кильками, и потому что удалось оттянуть представление на повышение. Доводы, которые он привел, не лезли ни в какие ворота, но его начальник по доброте душевной сделал вид, что поверил: разве можно было сказать, что одна только мысль о переводе, перемене привычек, уже вызывала у него легкую температуру?

Было еще рано, до свидания с Джедже оставалось два часа. Он завернул на «Свободный канал», ему хотелось узнать побольше об Альчиде Маравентано.

– Оригинал, а? – сказал Николо Дзито. – Он сосал при тебе молоко из соски?

– А то как же.

– Имей в виду, все неправда, это он представляется.

– Да ты что? Он же без зубов!

– К твоему сведению, уже давным‑давно выдумали вставную челюсть. У него она есть, и он прекрасно ею пользуется; говорят, время от времени он уминает по четверти запеченного теленка или козленка, когда поблизости нет никого и никто его видит.

– Но зачем тогда он это делает?

– Затем, что он прирожденный актер. Комедиант, если тебе больше нравится.

– А он точно священник?

– Он сложил с себя сан.

– А то, что он говорит, – это он все врет или нет?

– Тут можешь быть спокоен. Познания у него – безграничные, и если он что утверждает, то это верно как Бог свят. А знаешь, что лет десять тому назад он пальнул в одного типа?

– Ну конечно…

– Провалиться мне на этом месте. Забрался к нему ночью в дом на первый этаж воришка. Наткнулся на стопку книг, те упали, грохот – хоть святых выноси. Маравентано, а он спал наверху, просыпается, сходит вниз и стреляет в него из ружья, знаешь, у которого патроны забивают в ствол, что‑то вроде пушки для домашнего употребления. От выстрела полгородка повскакало с кроватей. В результате вор ранен в ногу, штук десять книг – в клочья, а сам он сломал плечо, поскольку отдача у этого ружья страшная. Однако вор утверждает, что попал на виллу вовсе не потому, что намеревался совершить кражу, а потому только, что его пригласил священник, который вдруг ни за что ни про что в него выстрелил. Я так верю.

– Кому?

– Так называемому вору.

– Но почему тогда он в него выстрелил?

– Ты, например, знаешь, что там на уме у Альчиде Маравентано? Может, хотел проверить, в исправности ли еще ружье. Или чтобы произвести впечатление, что всего вероятнее.

– Слушай, я вдруг вспомнил, есть у тебя «Трактат по семиотике» Умберто Эко?

– У меня?! Ты что, тронулся?

Пока дошел до машины, которую оставил на стоянке «Свободного канала», он промок до нитки. Внезапно пошел дождь, мелкий‑мелкий, но частый. Добрался домой, до свидания еще оставалось время. Он переоделся, потом уселся на кресло, где обычно смотрел телевизор, но тут же поднялся, чтобы пойти к письменному столу и взять открытку, которая пришла сегодня утром.