Сделав несколько шагов, Рамондо оглядывается и со словами: «Так что прошу прощения, господин» удаляется по тропинке в противоположную сторону. Никомед, беря мула под уздцы, трогается в путь.

Бласко и Аделаида не могут понять, почему слуга идет в одном направлении, а хозяин – в другом

Священник и Аделаида стоят в противоположных углах башни и тревожно вглядываются в простирающуюся перед ними равнину, где Никомед и Рамондо описывают круги вокруг замка, но почему-то в разных направлениях. Отойдя от балюстрады, наши наблюдатели сходятся посередине площадки и обмениваются недоуменными взглядами.

– Не понимаю, что происходит, – говорит священник задумчиво. – Факт совершенно необъяснимый…

– Не могу даже мысли допустить, что это бунт. Бунт преданнейшего слуги, который родился и вырос здесь, в замке…

– И все-таки именно слуга изменил направление…

– Может, они хотят, чтобы мы сбились со счета?…

– Но с какой целью?

Священник, постояв некоторое время в раздумье, складывает руки для молитвы: – Adorabo ad templum sanctum tuum, et confitebor Nomini tuo…

Почувствовав внезапное недомогание, Аделаида хватается за голову и со словами: «О Боже, как все кружится…» – падает без чувств в объятия священника.

Рамондо просит у хозяина прощения и решает продолжить поход вместе с ним

Рамондо, пыхтя и отдуваясь, добирается до навеса. Он чувствует себя совершенно разбитым и без сил валится на кучу соломы.

С противоположной стороны к навесу приближается Никомед, ведущий в поводу мула. Он идет спокойно, ровным шагом, как человек, отработавший правильный ритм.

Подойдя к навесу, Никомед привязывает мула к дереву, делает мечом очередную зарубку на стволе, потом садится на камень и вытаскивает из сумки походную флягу с водой и кусок копченого мяса.

Рамондо подсаживается поближе к нему.

– Я прошу у вас прощения, господин, тысячу раз прошу.

Никомед отрезает от куска тоненький ломтик и начинает медленно жевать.

– По закону мне не следовало бы тебе отвечать, потому что ты прошел две мили назад, а я ушел на две мили вперед. Таким образом, нас разделяют добрых четыре мили, – говорит он. – Даже если бы ты орал что есть мочи, вряд ли я смог бы тебя услышать. И все же попробуй…

Барон продолжает спокойно есть, искоса поглядывая на слугу.

Рамондо, догадавшись, чего от него ждут, и сидя рядом с хозяином, принимается орать:

– Я раскаялся в своем поступке, господин. Я понял, что одному идти куда труднее, чем вдвоем. Если вы меня простите, я снова буду вас сопровождать.

Никомед отхлебывает воды из фляги и, не глядя на слугу, отвечает:

– Прежде чем я смогу дать ответ, тебе придется пройти четыре мили.

– Два круга…

– Я подожду тебя здесь, у стен Никеи, на берегу озера.

Рамондо опускается на колени и обнимает ноги сидящею перед ним Никомеда.

– Иди, не теряй попусту время.

Рамондо вскакивает и быстрым шагом направляется в сторону «словесного» Иерусалима.

Никомед провожает его взглядом до тех пор, пока он не исчезает в какой-то ложбине.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Двухсотпятидесятый день путешествия. Никомед, разглядывающий опавший лист, застывает в неподвижности.

Холодный и ветреный ноябрьский день, но Никомеда, судя по всему, дурная погода мало беспокоит. Он сидит неподвижно на большом валуне под высоким деревом и, держа в руке опавший лист, не сводит с него глаз.

Слуга явно обеспокоен: он приглядывается к хозяину, ходит вокруг него, садится, всем своим видом показывая, что готов ждать сколько угодно, потом вскакивает, топает ногами, чтобы согреться, прохаживается взад-вперед, но при этом не перестает следить за хозяином.