Обычно такие переговоры сопровождались провокациями, пограничными конфликтами и прочими инцидентами военно-политического характера. Волхов не мог ответить тем же: лазерной пехоты сая едва хватало на выполнение полицейских функций, а использовать оставшиеся ещё со времен Войны тяжёлые машины было накладно до невозможности. Они в результате так и стояли в ангарах и эллингах, тихо ржавея десятилетие за десятилетием, хотя могли бы решить в считанные часы исход любого конфликта. Каждое столкновение провоцировало всплеск недовольства вилланов, и сай делал то единственное, на что ещё был способен: проводил репрессии и поднимал налоги. Вилланы зверели, и тут же начинался бунт; пехота выходила из казарм, расстреливала зачинщиков; освободившиеся наделы захватывали соседи; сай снова снижал налоги и всё возвращалось на круги своя.

Жизнь в области от этих циркуляций едва теплилась, энерголинии и дороги пришли в полнейший упадок.

Пользуясь всеобщим развалом и разбродом, оборванцы южных окраин Питерпорта послали к дьяволу Волхов, а заодно и прибывшего на место эмиссара хая. Чуть ли не в тот же день эти троглодиты из развалин, вооруженные древними карабинами, наголову разгромили хвалёных усмирителей сая, заманив их в свои узкие загаженные проходные дворы. Ещё через два дня они завалили битым кирпичом и взорвали единственный взвод огнемётных бронемашин хая. После этого их оставили в покое — если только можно называть покоем постоянное прощупывание линии обороны, диверсии, терроризм и экономическую блокаду — с обеих сторон.

Положение повстанцев было крайне невыгодным, как и во время Второй мировой войны, с той лишь разницей, что тогда город прижимали с севера мотопехотные части, а сейчас — остаточное заражение местности. Однако повстанцы сумели восстановить и оснастить старинный ракетный катер на жидком топливе, находившийся на приколе в Кронштадте. Не понимая опасности применения тактического ядерного оружия в ближнем бою, они, подойдя скрытно, на парусах, к самому водосбросу станции, обстреляли купол тремя ракетами — практически в упор. Единственным ощутимым результатом этого акта была потеря катера со всем экипажем, а также гибель нескольких сотен крестьян и вассалов, живших неподалеку от резиденции хая.

После этого инцидента хай организовал экспедицию на другой берег залива и привёз оттуда почти целый законсервированный мобильный пусковой комплекс оперативно — тактических ракет. Помешал растереть Питерпорт в порошок один «пустяк», а именно — коды запуска, которые каким-то образом узнали горожане, но не могли знать деревенские ополченцы, до сих пор считавшие лазерное ружье волшебным посохом.

Уже потом, когда смута сошла на нет, хай сообразил, что изводить под корень владельцев единственного в регионе судоремонтного предприятия не является хорошей идеей: гораздо лучше и удобнее с ними торговать до поры до времени, выжидая случая, чтобы захватить их обратно с наименьшими потерями.

Примерно в то же время и сая одолели аналогичные мысли. Пошёл бартер: зерно, мясо, аккумуляторы — в обмен на реконструированные катера, парусные грузовики. Тогда, кстати, и появилось новое название города — Питерпорт. Стало уже казаться, что древняя цивилизация возрождается…

И вот тут началась эпидемия.

На самом деле непонятно, почему она не началась лет на пятьдесят раньше, или сразу после Войны. Условия для её возникновения были самые благоприятные: антисанитария, развал медицинских служб, предрассудки населения, поразительно быстро докатившегося до полного варварства. Но эпидемия пришла, когда все вроде бы только начало налаживаться.

Вероятно, это была какая-то мутация чумной палочки; она пришла с севера, и принесли её крысы, огромные крысы-мутанты, аборигены городских подвалов и канализации.