А потом, снедаемая любопытством, подошла и выглянула в окошко: Космо и господин Барсельо, оживленно беседуя, прошли по направлению к бассейну. Пробыв там недолго, они вернулись к дому и некоторое время осматривали колодец. Потом было слышно, что они вошли внутрь, но не дальше спален. Спустили воду в уборной. Должно быть, господин Барсельо — водопроводчик?
Наконец они снова показались на веранде. Еще немного поболтали, а затем распрощались, и Оливия услышала, как машина господина Барсельо завелась и уехала. Потом на лестнице раздались шаги Космо. Он вернулся в гостиную, подложил полено в камин и, по-видимому, снова принялся за письма.
Было без малого пять часов. Оливия вскипятила воду, заварила чай и, поставив на поднос, отнесла ему.
— Кто это был? — спросила она, расставляя чашки.
Он еще не закончил писать.
— М-м?
— Твой гость, господин Барсельо. Кто он?
Космо обернулся к ней и спросил, посмеиваясь:
— Почему это тебя так заинтересовало?
— Я же его раньше никогда не видела. И для водопроводчика он слишком нарядный.
— Кто тебе сказал, что он водопроводчик?
— А разве нет?
— Господи, конечно нет, — ответил Космо. — Он мой домовладелец.
— Домовладелец?!
— Ну да. Хозяин этого дома.
Оливии вдруг стало холодно, зябко. Она обхватила себя за локти и посмотрела на Космо, ожидая, что он объяснится, растолкует ей, что она не так поняла, что это ошибка.
— То есть этот дом не твой?
— Нет.
— Ты прожил в нем двадцать пять лет, но он тебе не принадлежит?
— Я же сказал: нет.
Для Оливии это звучало чудовищно, почти непристойно. Дом, в котором столько прожито, весь пропитанный их общими воспоминаниями; сад и обихоженный огород; бассейн; вид из окон. Все это чье-то чужое. И всегда было чужим. Собственность Карлоса Барсельо.
— Почему же ты его не купил?
— Он не хочет продавать.
— А другой ты приглядеть не думал?
— Другого я не хочу. — Космо поднялся из-за стола, разогнувшись с трудом, словно устал писать. Отодвинул стул, подошел к камину, где на полке лежали сигары, и, стоя спиной к Оливии, сказал: — К тому же, с тех пор как Антония пошла учиться, я должен платить за школу, и ни на что больше у меня денег нет.
На полке стоял стаканчик с лучинами. Он взял одну, наклонился к огню, зажег.
«Ни на что больше у меня денег нет». О деньгах они никогда не говорили, не было случая. Все эти месяцы, живя с ним вместе, Оливия просто вносила свою долю в ежедневные расходы: платила то за покупки в гастрономе, то за бензин на заправочной станции. Случалось, что у Космо не бывало при себе наличности, и тогда она платила по счету в баре или ресторане. В конце концов, у нее же есть средства, она живет с Космо вместе, но не на его содержании. Теперь ей хотелось задать ему несколько вопросов, но она не решалась, заранее страшась ответов.
Оливия молча смотрела, как он раскурил сигару, выбросил лучину в огонь и повернулся к ней лицом, прислонясь к каминной полке.
— У тебя вид такой, будто ты потрясена до глубины души.
— Я и вправду потрясена. Мне просто не верится. Это полностью противоречит моим представлениям о жизни. Быть владельцем своего дома для меня всегда было очень важно. Человек тогда ощущает себя в безопасности, морально и материально. Наш дом на Оукли-стрит был собственностью нашей матери, и поэтому мы, дети, чувствовали себя уверенно. Никто не мог лишить нас его. Одно из самых чудесных ощущений в жизни — это когда мы приходили с улицы под крышу, закрывали за собой дверь и были у себя дома. |