Наконец то, все погружены в просмотр, но ничто, даже Джули Эндрюс и ее миленький голосок, не могут оторвать меня от реальности. Я чувствую на себе взгляд Ригэн и еще чей то. Несколько раз я поворачиваюсь в кресле, но никого не замечаю.
– Что ты делаешь? – интересуется Ригэн.
Я поворачиваюсь лицом к телевизору. Эвелин начинает ерзать. Я быстро целую ее в щеку.
– Ничего.
Ригэн подбрасывает зернышко попкорна в воздух. Она наклоняется вперед и ловит его ртом.
– Ой, прекрати. Если врешь, то делай это хорошо. Могла бы сказать, что просто потягиваешься.
– Если бы я так сказала, ты бы поверила мне?
– Нет, но восхитилась бы, как быстро ты придумала ответ.
Я улыбаюсь и возвращаюсь к просмотру фильма.
– Сколько тебе лет? – напрямик спрашивает Ригэн.
Никогда не видела людей, которые так быстро меняют тему разговора. Я становлюсь одержима разговорами с ней.
– Некультурно спрашивать человека о его возрасте, – ставлю я ее на место.
Она подбрасывает еще одно зерно, но в этот раз оно попадает в Эмбер, девушку, сидящую перед нами. Она анорексичка, которая находится тут столько же, сколько и я. Она худее прежнего, и пока у нее нет ни единого шанса, чтобы выбраться отсюда.
– Некультурно только в том случае, если человек уже совсем древний, – не сдается Ригэн. – Ну так сколько тебе?
– Двадцать семь. А тебе?
– Восемьдесят пять, – невозмутимо отвечает она, – я как «Загадочная история Бенджамина Баттона» . (примеч. ред. – Загадочная история Бенджамина Баттона – история о мужчине, который родился в возрасте 80 ти лет, а затем… начал молодеть .)
Это заявление вызывает у меня улыбку.
– Мне двадцать три, – серьезно говорит она.
Ее ответ шокирует меня. Ей не дашь больше восемнадцати. Может она создала такой образ. Бледная кожа буквально натянутая на маленькие кости. Или может дело в ее смехе. Уникальный звук, словно она украла у жизни все удовольствия и использует каждую последнюю каплю.
Без сомнений, Ригэн – сумасшедшая, но иногда мне хочется побыть такой же. Хотя бы на несколько секунд.
– Ребенку нравится фильм? – она подбрасывает очередное зернышко в воздух. В этот раз оно отскакивает от головы Эмбер. Ее худенькие плечи вздрагивают, и я знаю, что еще чуть чуть и она вспылит.
Я осторожно смотрю на Ригэн.
– Хватит называть ее «ребенок». Ее зовут Эвелин.
Ригэн складывает ладони вместе, моля о пощаде.
– Мой косяк, мой косяк. Эвелин.
Я все еще не верю ей и немного крепче сжимаю Эвелин.
– Эвелин нравится фильм?
– Она ребенок. Она не понимает, что происходит.
– Ну, хоть в чем то я полностью с тобой согласна, – подмечает она.
Она еще несколько раз подбрасывает попкорн и он пару раз действительно попадет в рот.
– У тебя здесь не так уж и много друзей, правда?
– Нет.
– Давай держаться вместе, дорогая Мамочка. Будем folie а deux Фэйрфакса.
– Что такое folie а deux?
Ригэн поворачивается и загадочно мне улыбается.
– Безумие на двоих.
Прежде чем я успеваю ответить, к нам поворачивается Эмбер и стреляет в Ригэн взглядом полным ненависти.
– Можете разговаривать потише?
– Конечно же, я могу не говорить так громко, но тогда какое в этом веселье?
Эмбер выхватывает у Ригэн попкорн, из за чего одна из медсестер встает с места.
– Девочки, – предупреждает она.
– У нас все хорошо. Все хорошо, – говорит Ригэн и улыбается очаровательной улыбкой.
Медсестра садится на место, и впервые за весь вечер, Ригэн сидит тихо. |