— А у вас когда-нибудь были хорошие отношения? Джеффри словно не расслышал вопроса. И теперь Сабрине уже показалось, что он чем-то встревожен. Тут он вдруг пристально посмотрел на нее и спросил:
— Тебе известно, что когда-то Рис был на грани разорения?
В такое верилось с трудом, и Сабрина невольно воскликнула:
— Не может быть!
— Очень даже может. Видишь ли, много лет назад дела семейства Гиллрей находились в плачевном состоянии, а потом… — Джеффри немного помолчал. — А потом вдруг случилось так, что восемнадцатилетний Рис становится обладателем огромного состояния. И никому не известно — в том числе и мне, — откуда у него появились деньги. Мне кажется, ему удалось создать… — Джеффри снова умолк и на сей раз, молчал довольно долго. — Во всяком случае, я могу сказать одно: Рис многого добился за последние годы.
— Неужели поэзия — такое прибыльное дело? — спросила Сабрина с усмешкой.
— Вряд ли. — Джеффри покачал головой, и было очевидно, что он совершенно не склонен шутить. — Я думаю, что Рис приобрел комиссию, то есть доверенность на управление, а затем он каким-то образом… Ох, не знаю… Знаю только одно: сейчас он очень богат.
— А каким он был в юности? — спросила Сабрина и тут же сама себе удивилась. «Какое мне до этого дело?» — подумала она. — Скажи, как он стал поэтом? Почему стал писать под таким странным псевдонимом… Распутник?
— Сабрина, много ли тебе известно о его поэзии? — Джеффри вдруг посмотрел ей прямо в глаза.
«Какая бестактность! — возмутилась Сабрина. — Какое у него право задавать мне подобные вопросы?»
— Нет, совсем не много, — ответила Сабрина. — Его поэзия сладострастна — вот и все, что мне известно о ней.
— Все верно, сладострастная и вульгарная, — проворчал Джеффри.
И Сабрина, взглянув на него, растерялась и даже смутилась. Ей вдруг показалось, что он ужасно зол на кузена, вот только почему?
— Джеффри, а ты что-нибудь читал из его поэзии? — спросила она.
— Да, читал.
Молодой священник еще больше помрачнел, и Сабрина решила, что лучше сменить тему:
— Скажи, Джеффри, а граф… Ну… какой у него характер?
— Понятия не имею, что он за человек. Мы с ним не виделись несколько лет. Надеюсь, в глубине его души найдется крупица сочувствия, чтобы поддержать мои миссионерские начинания, есть же у него деньги на оперных певиц, художников и актрис. Знаешь, не далее как сегодня утром я видел, как отсюда уезжали джентльмен с виолончелью и его рыжеволосая любовница.
Любовница?! Священник Джеффри говорил почти на том же языке, что и граф Роуден!
— Приехав вчера, я невольно стала свидетельницей ссоры, — понизив голос, сказала Сабрина, — граф ссорился с синьорой Ликари, и мне показалось, что они говорили о чем-то серьезном.
— Синьора София Ликари? Известная оперная певица?! — оживился Джеффри.
— Да, она. И ты знаешь, возможно, она — его любовница. Во всяком случае, я слышала об этом.
Джеффри нахмурился и проворчал:
— Кто тебе сказал об этом?
— Ну… Мэри, — призналась Сабрина.
Джеффри внимательно посмотрел на нее, затем подошел к ней почти вплотную и, ужасно смутившись, проговорил:
— Вот что, Сабрина… Если ты позволишь… Всего лишь небольшая вольность… Она тоже смутилась.
— Какая вольность, Джеффри? О чем ты?. |