Изменить размер шрифта - +

 – Заставь Китто сиять, Мерри, – сказал Кураг. – Ему нужно доказательство.
 – Если ты дашь гарантию, что Китто не станет добычей любого гоблина, кому захочется отведать плоти сидхе, я добьюсь, что он засияет. Без такой гарантии его страх пересилит все.
 Китто опять вздрогнул. Он чуть повернул голову, чтобы краем глаза видеть зеркало, но льнул ко мне, как устрица к береговым камням, словно боялся, что прилив оторвет его и унесет в море.
 – Нет, – крикнул Падуб, вырываясь из сдерживающих рук брата. – Нет, если дать ему такие гарантии, то все шлюхи потребуют того же! – Он мотнул головой, разметав в стороны светлые волосы.
 – Увы, я согласен с Падубом, Мерри. Разрешишь одному, и пойдет лавина.
 Я нахмурилась, задумавшись, потом спросила:
 – Я его любовница. Это делает меня его покровителем?
 Кураг, похоже, растерял все слова. Ясень качнул головой:
 – Она не понимает, о чем речь.
 Кураг посмотрел на Дойла.
 – Мрак, принцесса – сидхе, конечно, но она – не ты и даже не белый рыцарь. Она не так сильна, чтобы драться с каждым гоблином, который захочет полакомиться Китто.
 – Она сказала, – зыркнул на нас Падуб. – Она – его покровительница, пусть так и будет.
 – Да! – мяукнула Крида. – Я хочу драться с ней первой, когда она придет к нам. Китто будет мой, а если мне для этого придется порезать ее белую плоть, так тем лучше!
 Я поняла свою ошибку, но как исправить ее – не знала.
 – Мы не поведем принцессу в ваш холм, если там ей придется ночь напролет драться на дуэлях, – сказал Дойл. – Что за телохранители мы были бы, допусти мы такое?
 – Падуб прав. Если я избавлю Китто от преследований, то другие такие же пожелают того же. У нас порядки более демократические, чем у сидхе, и голос моего народа для меня значит больше, чем для любого вашего монарха. – Кураг пожал массивными плечами. – Наши порядки хороши для нас, но Мерри – не гоблин. Ночь дуэлей она не выдержит.
 – Неужто сидхе такие хрупкие? – съязвил Падуб.
 – Не напрашивайся на новую оплеуху, – буркнул Кураг.
 – Я – смертная, – объяснила я.
 На лице Падуба отразилось удивление, но вслух его высказал Ясень:
 – Мы думали, это клевета, распространяемая твоими врагами. Так ты на самом деле смертная?
 Я кивнула. Ясень поразился еще больше.
 – Значит, ты умрешь, защищая шлюху?
 Рис поднялся за моей спиной, и его руки скользнули не только по моим рукам, но и по рукам Китто. Рис уткнулся подбородком мне в макушку, но руки гладили спину маленького мужчины.
 – Он под нашей защитой, – сказал Рис. Голос был звонким, чистым и спокойным.
 Китто взглянул на него, и я была рада, что в зеркале никто не мог увидеть шок на лице Китто. Рис на него не смотрел, он по-прежнему демонстрировал непроницаемое лицо всем, кто был за зеркалом.
 Вот теперь царь гоблинов лишился речи надолго. Наверное, мы все лишились речи.
 А, нет, не все.
 Крида вспрыгнула на кресло, чтобы обеспечить себе – а может, нам, – лучший обзор.
 – Неужто мы привили тебе вкус к гоблинскому мясцу, белый рыцарь?
 – Китто – сидхе, – не терпящим возражений тоном объявил Рис. – Так я говорю.
 – Да будет так, – сказал Дойл.
 В воздухе разнесся звон. Не настоящий звук, не колокол, не звон струны – а отзвук слов, будто обретших вес и эхом отдавшихся по комнате. По лицу Курага было видно, что и он это ощутил. Случилось что-то важное. Что-то судьбоносное.
Быстрый переход