Графиня пожала плечами.

– Гравенель много лет избегает общества, а вы были за границей, – возразила она. – И вы действительно его племянница.

– Его светлость впервые увидел меня. Я была просто ему навязана.

Тем временем леди Кертон, встав на цыпочки, продолжала изучать толпу.

– Он делает то, что хочет его жена. Гордость не довела его до добра. Посмотрите, не ваш ли брат сейчас рядом с ним? Там, в коридоре?

Сидони посмотрела и облегченно вздохнула. Джордж все-таки приехал! Он стоял, заложив руки за спину, но явно испытывал неловкость во время беседы с Гравенелем. Одет безупречно, как всегда. Сегодня на нем был черный вечерний сюртук идеального покроя и шелковый жилет цвета слоновой кости, похоже, стоивший целое состояние. Герцог что-то говорил ему, оба выглядели мирно беседующими.

Тем не менее, взгляд у Джорджа был отсутствующий. Видимо, ему пришлось отвечать на множество вопросов. Бедный Джордж. Конечно, сегодня он вышел в свет только ради нее. Теперь не избежать сплетен насчет их происхождения, их незаконнорожденности, образа жизни их матери. Станут говорить, что Сидони всего лишь возвеличенная гувернантка, а ее брат и того хуже. Он, какой ужас, занимается торговлей. И ради чего все это? Чтобы она могла войти в мир Гравенеля?

Нет. Чтобы она могла быть рядом с человеком, которого любит. Герцог вдруг положил руку на плечо Джорджа, словно желая ему доброй ночи, после чего направился в бальный зал. Он шел сквозь толпу, изредка приостанавливаясь, чтобы выслушать поздравления. Наконец он добрался до Сидони.

– Я бы пригласил вас на танец, дорогая. Но мой доктор запрещает мне напрягаться. Хотите вместо этого пройтись посаду?

Когда она под руку с герцогом покидала зал, ее провожала сотня любопытных взглядов. Гравенель держался с некоторой властностью, но она чувствовала его слабость. И цвет лица нехорош, да и шел он медленно. В конце портика герцог остановился, чтобы перевести дух.

– Полагаю, вам сказали, что я нездоров?

– Нет, ваша светлость. Мне очень жаль.

– Ерунда. Только хорошие умирают молодыми. Кстати, сегодня мне семьдесят.

– И ваши доктора не могут ничего поделать? Герцог покачал головой.

– Но я собираюсь подержаться за обломки кораблекрушения еще несколько месяцев, а возможно, год или два, – бесстрастно сказал он. – В конце концов, все умирают.

– Мне очень жаль, – повторила она. – Элерик не упоминал об этом.

– Хотя она должна была ему сказать. Я имею в виду свою жену. Должна была. Иначе бы он не приехал.

– Элерик здесь? – Сидони чуть не подпрыгнула от радости. – Я не видела его.

– Полагаю, мать заставила его пройтись с ней по бальному залу. Конечно, он рвется к вам, но мать, без сомнения, напомнила ему об этикете. – В тоне герцога Сидони не почувствовала ни одобрения, ни осуждения. – Итак, они говорят, я умираю, и моя жена просит выполнить ее желание. Когда я умру, ей не на кого будет опереться, жалуется она. Поэтому она хочет мира для всех нас.

– Мне кажется, ее светлость очень любит вас обоих.

– Теперь мы с моим сыном чужие друг другу, – просто сказал герцог. – Для нас это предпочтительнее.

Сидони отнюдь не была уверена, что это предпочитает Элерик, но решила промолчать. Отдохнув, Гравенель снова предложил ей руку, и они спустились в сад.

– Мой сын попросил вашей руки, мадам Сен-Годар? Моя жена думает именно так.

– Да. Просил.

– Тогда он по крайней мере ведет себя с вами честно.