Какое-то оживление у парадной двери привлекло их внимание: взволнованно болтая, сестры Люка и Фиона, как обычно присоединившаяся к ним, торопливо спускались по ступеням. Люк, глянув поверх их голов, встретился взглядом с Коттслоу. Дворецкий отступил в дом, чтобы поторопить с вызовом экипажа Люка.

Реджи пересчитывал дам; Люк сообщил, что они с Амелией поедут отдельно. Реджи удивился:

— Зачем такое беспокойство — места хватит.

Люк посмотрел ему в глаза:

— Ты забыл пересчитать барышень.

Реджи заморгал и тяжело вздохнул.

Идя за матерью Люка и своей вниз, Амелия заметила страдальческое лицо Реджи, такое типичное для мужчины, который отправляется в поездку с родственницами, что ей не трудно было понять, о чем он думает. У Люка лицо было жесткое, бесстрастное, непроницаемое.

Но потом он поднял глаза и увидел ее — и заколебался, словно охваченный внезапной паникой. Она обрадовалась. Улыбающаяся, спокойная и уверенная, она сошла по ступеням и подошла к нему.

Следующие мгновения были наполнены указаниями и разбирательствами, кто где сядет. Наконец все расселись по экипажам. Люк захлопнул последнюю дверцу и отошел в сторону.

— Мы быстрее вас доедем до реки, — сказал он Реджи, который кивнул ему и отсалютовал.

Люк дал знак кучеру, и тяжелый экипаж медленно покатил вперед. Карета Кинстеров последовала за ним, как только появился грум Люка, подогнавший его экипаж. Люк посмотрел на кареты, скрывающиеся за углом, и повернулся к Амелии.

Она ждала, когда встретится с ним взглядом, и подняла брови с легким вызовом. Подойдя к нему, она прошептала:

— Перестаньте волноваться — все будет хорошо.

Он был выше ее на целую голову; его плечи были такими широкими, что, находясь рядом с ней, он совершенно загораживал ее. Стоя так близко, она чувствовала, как исходящая от него мужская сила прямо-таки вибрирует вокруг нее.

И несмотря на все это, она успокаивала его насчет их интимной близости.

Бывает ли более восхитительная ирония?

Ее уверенная улыбка произвела эффект, противоположный намеченному: его темные глаза стали еще настороженнее. Брови насупились с явным подозрением.

С трудом сдерживая желание расхохотаться, она улыбнулась прямо в эти внимательные глаза и похлопала его по плечу.

— Перестаньте злиться — вы напугаете лошадей.

Он бросил на нее мрачный взгляд, но хмуриться перестал и подсадил ее в экипаж. Она расправила юбку, решила, что солнце еще недостаточно поднялось, чтобы открывать зонтик. Обменявшись парой слов с Коттслоу, Люк сел рядом с ней, и наконец они тронулись.

Он прекрасно правил лошадьми, был прирожденным возницей, но она не стала болтать и отвлекать его, пока он пробирался по запруженным транспортом улицам. Как он и предсказывал, они обогнали обе кареты после Кенсингтона; гораздо более тяжелые и не такие маневренные, они должны были часто останавливаться и ждать, пока дорога перед ними расчистится.

Радуясь, что сидит в легком экипаже, на открытом воздухе, Амелия отдалась созерцанию всевозможных картин. Хотя все это она видела не раз, теперь, когда Люк сидел рядом с ней, теперь, в предвкушении того, что самые сокровенные ее мечты вот-вот сбудутся, каждая деталь, которая попадалась ей на глаза, казалась более живой, яркой, исполненной значения.

Они добрались до Чезвика и повернули к югу, переехали через реку Кью и двинулись вдоль берега на юго-запад, в глубину сельской местности. Когда дома остались позади, яркость летнего утра окутала их, и по-прежнему казалось, что разговаривать не нужно — не нужно праздной болтовней заполнять волшебные мгновения.

Но кое-что изменилось. Она подсчитала дни — четырнадцать прошло с того рассвета, когда она расхрабрилась и бросила ему вызов в его холле. До того момента она чувствовала себя обязанной беседовать, поддерживать между ними какие-то светские контакты.