— Ральф?

Он весь сжался от прикосновения ее пальцев. Потом позволил себе расслабиться, совсем немного. Так было легче. Рука гладила спину, потом бедро, живот. Мариан легла рядом. Он долго не поворачивался к ней. Он после вспоминал об этом: очень долго, сколько мог. Потом повернулся и будто провалился, опрокинулся в забытье, в огромный, оглушающий, замечательный сон, и во сне изумлялся переменам, наплывавшим словно волны, переменам невозможным и чудесным, словно волны переворачивавшим его самого и всю его жизнь.

Вас бы на мое место

Телефон зазвонил, как раз когда он уже обработал почти всю квартиру пылесосом и теперь возился в большой комнате — щелевой насадкой пытался добраться до кошачьих шерстинок, забившихся между диванными подушками. Остановился, прислушался, выключил пылесос. Отправился к телефону.

— Алло, — сказал он. — Майерс слушает.

— Майерс, — сказала она. — Ну как ты? Что ты там делаешь?

— Ничего, — ответил он. — Привет, Пола.

— Слушай, у нас в редакции сегодня праздничный вечер. Тебя приглашают. Карл тебя приглашает.

— Боюсь, я не смогу прийти, — сказал Майерс.

— А Карл буквально минуту назад сказал: звони своему старикану. Тащи его сюда, что он там заперся в башне из слоновой кости. Тащи его к нам, в реальный мир, пусть выпьет с нами! Карл очень смешной, когда выпьет. Майерс?

— Я слушаю, слушаю, — сказал Майерс.

Когда-то Карл был его начальником. Всегда говорил, уеду в Париж, засяду за роман. А когда Майерс ушел с работы, чтобы засесть за роман, Карл сказал, ну, подождем, когда твое имя появится в списке бестселлеров.

— Не могу я прийти, — сказал Майерс.

— Слушай, у нас тут ужасная новость, — Пола продолжала разговор, будто он ничего и не говорил, — сегодня утром узнали. Помнишь Ларри Гудинаса? Он еще работал у нас, когда ты поступил. Помогал редактировать книги по науке. А потом его повысили, стал работать самостоятельно, а потом вдруг взяли да выгнали. А сегодня утром он покончил с собой. Выстрелил себе в рот. Можешь себе представить, а, Майерс?

— Я слушаю, слушаю, — сказал Майерс. Он попытался вспомнить Ларри Гудинаса. Высокий, сутулый, залысины, очки в стальной оправе, яркие галстуки. И он мог себе представить резкий рывок и откинутую назад голову.

— Господи, — сказал Майерс. — Что тут скажешь. Очень жаль.

— Приезжай в редакцию, а, дорогой? — сказала Пола. — Поболтать, немножко выпить, музыку послушать. Ведь рождество. Приезжай, а?

С другого конца провода к нему доносились и музыка, и голоса.

— Не хочу туда, — сказал он. — Пола?

За стеклом медленно плыли снежинки. Он смотрел, как они уплывают прочь, потом провел пальцами по стеклу. Вывел свое имя. Ждал.

— Что? — спросила она. — Я слышала. Хорошо. Слушай, а давай забежим к Войлю и чего-нибудь выпьем, а, Майерс?

— Ладно, — сказал он. — К Войлю. Ладно.

— Все тут будут ужасно разочарованы, что ты не придешь, — сказала Пола. — Особенно Карл. Карл просто восхищается тобой, ты ведь знаешь. Правда-правда. Просто восхищается.