При виде запрудившей улицу мертвой твари они мгновенно затеяли оживленную и непонятную для непосвященных дискуссию относительно того, можно ли считать мясо птеранодона кошерным.
– Он летает… значит, это нечто вроде курочки, – безапелляционно заявил один.
– Следовательно, кошерное, – поддержал его другой.
– Нет, это похоже больше на что– то земное. А посему – пресмыкающееся, – тут же возразил третий.
– Да тут и думать нечего: несомненно трефное, – заключил четвертый.
Слонявшийся до описываемого происшествия к югу от Центрального парка кряжистый и багроволицый полицейский рысью припустил вверх по Сорок пятой улице. Он что было мочи дул в свисток и вытаскивал на ходу сброшюрованную книжечку с талонами для стоянки, одновременно рыская взглядом по сторонам в поисках хозяина околевшего животного. Цепко выделив в запаниковавшей публике одинокого старика, подпиравшего будку продавца сока папайи, коп живо подскочил к нему и обвиняюще ткнул пальцем в грудь:
– Это твой птеродактиль?
Старикан отрицательно мотнул головой.
– Точно?
– Честное слово, не мой. И что это вы всегда, чуть что, так сразу цепляетесь ко мне?
– А то, что это твоя обезьяна пыталась вскарабкаться на Импайр Стейт– билдинг!
– Но доказать– то этого так и не удалось!
– Плевать я хотел на эти формальности: я знаю, что это твои проделки. Мне прекрасно известно, что та жирная образина принадлежала тебе!
– Ну и что, легавый? Да и как ты пронюхал об этом?
– Только ты и торчал тогда на улице с тамбурином высотой в семьдесят пять футов.
Худющая, затянутая в корсет и при шляпке, молодая женщина с размалеванными щеками топталась на юго– западном углу блокированного перекрестка у вымазанной сажей витрины магазинчика, сбывавшего всякого рода протезы и искусственные органы; она взглянула на болтавшиеся на тощем запястье часики, сверяя время с раскачивавшимися над тротуаром после всех этих неординарных событий огромными уличными часами. Ее плотно сжатые губы походили на хирургический шрам. Наверное, в десятый раз за последние тридцать секунд она испытующе посмотрела направо–налево, сделала несколько стремительных шагов, чтобы, поднявшись на цыпочки, бесцеремонно заглянуть поверх выпиравшего и заслонявшего ей обзор плеча птеранодона. А Мелвила все не было. Мелвил все не появляется. До чего томительно ждать! И кому! Ей, Лилли! Какого– то зануду Мелвила, которому она оказала самую большую, когда– либо выпадавшую в его жизни, честь, согласившись на свидание, а этот мужлан настолько обнаглел, что и носа не кажет, а она– то дура ради этой встречи отказалась от завтрака, чтобы вместить в себя обед, наверняка убогий, что он, видимо, предложит ей разделить у Недика…
Крепкий на вид средних лет мужчина, с крысиной мордочкой и влажными глазами, медленно прогуливался, искоса поглядывая на нее и явно колеблясь. Лилия как– то побывала в синематеке на фестивале фильмов пикантного характера 1964 года и сейчас у нее в памяти настойчиво всплывал образ Питера Лорра из киноленты под названием «М– проклятый». Этот тип, вне всякого сомнения, был извращенцем из какого– то другого города. Она вызывающе взглянула ему прямо в лицо. «Скорее всего, именно сейчас он начнет приставать, – подумалось ей. – Я сразу их подмечаю, это уж точно; кстати, почему именно мне так везет на всякие гадости? Стоит мне поехать покататься с кем– нибудь по автостраде, как кавалер тут же начинает восторженно вопить: „Эй! Посмотри– ка на эту мерзость!“ И мне приходится, конечно, смотреть, и всегда попадаются то какой– нибудь одноногий калека, то пьяная девка, чей хахаль подбирает ее туфтовые корочки, пока она блюет в урну, то кошка с разможженной мусороуборочной машиной башкой. |