– Говорю тебе, я чую ее. Она здесь, парень.

Я огляделся как можно непринужденнее. Почти все места в зале были заняты соло и их собаками. Если бы сюда просколь – знула цыпочка, непременно поднялся бы бунт. Ее разорвали бы на части, прежде чем какой‑нибудь счастливчик успел бы на нее залезть.

– Где? – тихонько спросил я.

Вокруг сосредоточенно работали соло. Когда на экране блондинки сняли маски и одна стала обрабатывать тощего парня толстой палкой, привязанной к бедрам, по залу пронесся стон.

– Минутку.

Блад сосредоточился, тело его напряглось, как струна, глаза закрыты, ноздри трепещут.

Я решил дать ему время поработать.

Это было вероятным, могло быть вероятным. Я знал, что в подземках показывали совсем другие фильмы, то дерьмо, кото – рое снимали в тридцатых и сороковых. Все чистенько, все приглажено, где даже женатые пары спали на раздельных крова – тях. И я знал, что время от времени какая‑нибудь смелая ку – рочка из этих благонравных подземок тайком является погля – деть, на что похожа настоящая порнуха. Я слышал о таком, но в тех кинотеатрах, где я бывал, такого не случалось. А шансы на это, тем более в «Метрополе», были крайне незначительны – ми. В «Метрополь» ходил трудный народ. Поймите меня правиль – но, я ничего неимею против парней, которые ставят друг друга раком… Черт побери, это можно понять! В наши времена куро – чек на всех не хватает. Но я не могу представить себя ка – ким‑нибудь слабаком, который цепляется к тебе, ревнует, только и знает, что оголяет для тебя свой зад, а ты делаешь за него всю остальную работу. Это так же хреново, как иметь при себе настоящую девку. В крупных стаях такие дела служат поводом для свар, портят кровь и разжигают резню. Так что я никогда к этому не стремился… Не то, чтобы совсем никогда, но никогда надолго.

Так что, учитывая весь этот разный народец, захаживаю – щий в кинотеатр «Метрополь», вряд ли какая‑нибудь цыпочка рискнет появиться здесь. Но если уж она пришла сюда, почему другие псы не смогли ее унюхать и сообщить об этом своим хо – зяевам?

– Третий ряд впереди нас, – наконец сказал Блад. – Мес – то в проходе. Одета под соло.

– Как же так получилось, что ты смог ее почуять, а дру – гие псы нет?

– Ты забываешь, кто я такой, Альберт.

– Не забываю, я просто не верю…

Но если по правде, кажется, я все‑таки верил. Если бы вы были таким же тупицей, как я когда‑то, а пес вроде Блада вас столькому научил, вам бы пришлось верить всему, что он говорит. Со своим учителем не поспоришь. Не в том случае, если он научил вас читать и писать, складывать и вычитать, и всем тем вещам, которые подразумевают, что ты поумнел, но теперь не слишком много значат, если не считать того, что это приятно осознавать.

Чтение – штука полезная. Она может пригодиться, когда находишь консервы, хотя в разграбленном супермаркете легче найти банки, у которых с наклеек сошли рисунки. Но пару раз умение читать помогло мне не взять консервированную свеклу. Свеклу я ненавижу.

Поэтому мне пришлось поверить, что он учуял девчонку, в то время как другие псы не смогли этого сделать. Он расска – зывал мне об этом миллион раз. Он это называл историей. Боже мой! Я ведь не настолько туп! Я знаю, что такое история. Это все те дела, которые случались до настоящего времени.

Но мне нравилось слушать историю непосредственно от Блада вместо того, чтобы читать затрепанные книги, которые он постоянно притаскивал. А та особенная история была исклю – чительно о нем самом, поэтому он вываливал ее на меня раз за разом, пока я не выучил ее наизусть, слово в слово. А если пес научит тебя всему, что ты знаешь, тебе волей‑неволей приходится ему верить.