– Для нас все это и так достаточно неловко, парень, по – этому старайся не создавать лишних трудностей, – смущенно сказал Ду.

Я‑то трахался большую часть своего времени на поверх – ности, заставляя Блада вынюхивать мне девчонок, а здесь, внизу, они желали, чтобы я обслуживал местных дам. Я сел на пол и смеялся, покуда не потекли слезы.

Наконец, я встал.

– Ладно, – сказал я. – Отлично! Но если я возьмусь за это дело, то лишь в том случае, если вы выполните два моих пожелания.

Ду пристально посмотрел на меня.

– Во‑первых, Квилла Джун. Сначала я затрахаю ее, пока у нее глаза не вылезут, а потом дам по башке, как она сделала это со мной.

Они пошушукались, потом замолчали, а Ду сказал:

– Насилия мы здесь не потерпим. Но я полагаю, что Квил – ла Джун может быть первой в твоем стремлении помочь нашему обществу. Она может рожать, Айра?

Худой мужчина с желтоватой кожей кивнул. Он выглядел не слишком счастливым по этому поводу. Как я понял, это был старик Квиллы Джун.

– Ну что ж, – сказал я, – тогда можно приступать. Выст – раивайте их в шеренгу. – И я начал расстегивать джинсы.

Женщины завизжали. Мужчины схватили меня и поволокли в какой‑то дом, где показали комнату, в которой я буду жить, и сказали, чтобы я побыстрее осваивался с жизнью в Топеке, прежде чем приступлю к работе. Еще они сказали, что если я поработаю на славу, они импортируют сверху несколько молодых людей, и тогда я буду у них самым главным. Вот так!

Поэтому я провел некоторое время в городе, знакомясь с народом, наблюдая, чем они занимаются и как живут. Здесь бы – ло мило, даже очень мило. Они качались в своих качалках на крылечках, подстригали газоны, бросали монетки в автоматы, выводили белые полосы посредине дорог, продавали газеты на каждом углу, слушали духовой оркестр в эстрадной раковине в парке, мыли окна и подравнивали кусты, собирали молочные бу – тылки в проволочные корзины, купались в общественном бассей – не, бросали палки собакам, чтобы те приносили их обратно, выставляли ценники на овощи в своих ларьках, прогуливались под ручку с самыми уродливыми девками, которых я когда‑либо видел… И от всего этого я заскучал здесь, как никогда.

Через неделю я готов был выть. Я чувствовал, что эта консервная банка постепенно расплющивает меня.

Я ощущал давление земли надо мной. Они ели всякую ис – кусственную дрянь: искусственные бобы и искусственное мясо, поддельных цыплят и эрзац‑хлеб. Все это казалось мне на вкус смесью мыла и пыли.

И еще вежливость. Боже мой, можно было сблевать от всей этой лживой, ханжеской ерунды, которую они называли учти – востью. Привет, мистер такой‑то и миссис такая‑то. Как вы поживаете? Как здоровье маленькой Дженни? Как идет ваш биз – нес? Вы пойдете на встречу общины эту среду?.. И я начал го – ворить сам с собой, оставаясь один в своей комнате.

Тот маленький, складненький образ жизни, которую они вели, был способен убить человека. Не удивительно, что их мужчины не могли помочь рождению тех, у кого оказались бы яйца вместо щелки.

Первые несколько ней все глазели на меня, словно я вот‑вот взорвусь и изгажу их чистенькие, побеленные заборчи – ки дерьмом. Но по прошествии некоторого времени они привыкли к моему внешнему виду. Ду отвел меня в тамошний магазин и снабдил комбинезоном и рубахой, которую любой соло счел бы весьма милой. А Мэг, эта заносчивая сука, которая обозвала меня убийцей, сказала, что хотела бы подстричь мои волосы, чтобы я выглядел более цивилизованным. Но я раскусил ее материнские замашки.

– В чем дело, курица? – пришпилил я ее. – Твой мужик больше не заботится о тебе?

Она попыталась засунуть кулак себе в рот, а я начал смеяться, как придурок.