Изменить размер шрифта - +
Заявление Линдхёрста дословно гласило:

«В пятницу 2 февраля я внесу предложение о том, что, по мнению данной палаты, крымская экспедиция была предпринята министрами ее величества при крайне недостаточных средствах, без надлежащей предусмотрительности и достаточного изучения вопроса о характере и силе сопротивления, которого можно было ждать со стороны врага, и что нерадивость и неуменье, проявленные правительством в деле руководства кампанией, привели к самым гибельным последствиям».

Не приходится сомневаться в том, что предложение Линдхёрста в такой же мере направлено против вигов, в какой предложение Робака — против сторонников Абердина, Заметим кстати: лорд Джон Рассел через Хейтера сообщил палате общин, что при первой же возможности — следовательно сегодня вечером — он объяснит причины своей отставки. «Кто ничего не ждет, тот не обманется».

Написано К. Марксом 26 января 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 47, 29 января 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

 

К. МАРКС

ПАРЛАМЕНТСКИЕ ДЕЛА

 

Лондон, 27 января. Облик и тон вчерашнего заседания палаты общин дают яркое представление о том, как низко пал теперешний английский парламент.

К началу заседания, около четырех часов пополудни, зал был переполнен, так как ждали скандальной сцены — объяснения лордом Расселом причин своей отставки. Но как только закончились дебаты личного характера и начались дебаты по существу дела — о предложении Робака, — возмущенные патриоты поспешили на обед; зал заседаний опустел, кое-где раздались возгласы: «голосовать, голосовать!» Наступила томительная пауза, длившаяся до тех пор, пока секретарь по военным делам Сидни Герберт не поднялся и не обратился к пустующим депутатским скамьям с пространным, обстоятельным докладом. Затем один за другим стали медленно возвращаться на свои места насытившиеся члены парламента. Когда Лейард начал свою речь, приблизительно в половине десятого вечера, присутствовало около 150 депутатов; когда же он ее кончил, примерно за час до закрытия заседания, зал был снова переполнен. Однако конец заседания походил скорее на парламентскую сиесту.

Лорд Джон Рассел, все достоинства которого сводятся к одному — к сохранению рутины в парламентской тактике, — произнес свою речь не у стола спикера, как это принято в таких случаях, а с третьей, расположенной за министерскими креслами, скамьи, на которой восседают недовольные виги. Он говорил тихим, сиплым голосом, растягивая слова, как всегда с дурным английским произношением и оказываясь часто в серьезных неладах с правилами синтаксиса. (Кстати: речи в том виде, как они печатаются в газетах, ни в коем случае не следует смешивать с речами, которые произносятся.) Обыкновенные ораторы прячут плохое содержание под красивой формой изложения, Рассел же пытался плохим изложением оправдать плохое содержание. Своей манерой говорить он как бы приносил извинение за то, что он говорил.

И в самом деле, было за что извиняться! В прошлый понедельник он-де еще не думал об отставке, а во вторник, как только Робак заявил о своем предложении, он счел ее неизбежной. Это напоминает того лакея, который ничего не имел против лжи, но у которого пробуждалась совесть, когда эта ложь раскрывалась. На каком, мол, основании мог бы он выступить против предложения о парламентском расследовании, как того требует от него долг лидера палаты общин! Не на том ли, что зло не так уж велико, чтобы требовать расследования? Но кто же станет отрицать плачевное положение армии под Севастополем? Оно не просто мучительно, оно ужасно, невыносимо. Или он должен был заверить парламент, что следственная комиссия парламента бесполезна, поскольку для борьбы со злом пущены в ход лучшие средства? Тут Рассел затронул щекотливый вопрос, потому что не только как член министерства, но и как председатель Privy Council [Тайного совета.

Быстрый переход