|
Даже события в Крыму представляют собой не что иное, как большую войну в малом масштабе. Неимоверно длительные переходы русских, бедствия союзников сокращали до сих пор численность воюющих армий до таких размеров, которые не позволяли дать ни одного действительно крупного сражения. Что это за сражения, если в них принимает участие от пятнадцати до двадцати пяти тысяч человек с каждой стороны! Какие стратегические операции, представляющие подлинно научный интерес, могут быть осуществлены на небольшом пространстве между Херсонесом и Бахчисараем! И даже здесь, какие бы сражения ни происходили, солдат никогда не бывает достаточно, чтобы занять всю линию фронта. Интерес вызывает скорее то, что не предпринимается, нежели то, что предпринимается. А в остальном все, что происходит, носит не исторический, а анекдотический характер.
Другое дело, если вступят в действие обе большие армии, стоящие ныне друг против друга на границе Галиции. Каковы бы ни были намерения и способности командиров, сама многочисленность армий и характер местности исключают как показную войну, так и нерешительность. Быстрое сосредоточение, форсированные марши, военные хитрости и обходы флангов крупными силами, перемена операционных баз и операционных направлений, короче говоря, маневрирование и сражения больших масштабов в соответствии с действительными принципами военного искусства становятся здесь совершенно необходимыми и само собой разумеющимися; и в этих условиях полководец, который будет руководствоваться политическими соображениями или действовать недостаточно решительно, неизбежно погубит свою армию. Война подобного масштаба и на такой местности приобретает сразу же серьезный и деловой характер; именно поэтому русско-австрийская война, если она вспыхнет, станет одним из наиболее интересных событий после 1815 года. Что касается перспектив заключения мира, то в настоящее время они не так определенны, как казалось несколько недель тому назад. Если союзники проявят готовность закончить борьбу на условиях сохранения в основном status quo, то война, возможно, будет прекращена; но как мало надежды на это, нашим читателям не приходится разъяснять. И в самом деле, едва ли Россия пойдет на условия, которые могут ей предложить или на которые могут согласиться Франция и Англия, в момент, когда половина Германии оказывает ей по меньшей мере моральную поддержку и когда она уже мобилизовала огромные силы, численность которых мы привели выше. Мало вероятно, чтобы за почти непрерывным рядом выгодных мирных договоров, начиная со времен Петра Великого до Адрианопольского мира, последовал договор, означающий отказ от господства на Черном море — теперь, когда Севастополь еще не взят и в действие введена лишь одна треть русских войск. Но если мир не может быть заключен, пока окончательно не выяснится судьба Севастополя и экспедиции союзников, то тем более нереальным станет он, когда исход крымской кампании будет решен. Если падет Севастополь, то честь России, — а если будут разбиты и сброшены в море союзники, то их честь, — не позволит заключить соглашение, пока не будут достигнуты более существенные результаты. Если бы за время подготовки к конференции было заключено перемирие, возможность которого мы предполагали, когда стало известно о принятии царем четырех пунктов, имелись бы еще основания питать надежды на мир; при существующих же обстоятельствах мы вынуждены допустить, что гораздо вероятнее большая европейская война. Написано Ф. Энгельсом около 29 января 1855 г. Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4316, 17 февраля 1855 г. в качестве передовой Печатается по тексту газеты Перевод с английского На русском языке публикуется впервые
К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС ИЗ ПАРЛАМЕНТА. — С ТЕАТРА ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Лондон, 29 января. Наше суждение об английском парламенте находит себе сегодня подтверждение в английской печати. |
