Она возмущалась тем, что ее парламент не желает открыто нарушить конституцию и без церемоний отречься от власти.
Департаментские генеральные советы— это провинциальное представительство крупной буржуазии, — заседавшие во время каникул Национального собрания, с 25 августа, почти единогласно высказались за пересмотр конституции, т. е. против парламента и за Бонапарта.
Еще более недвусмысленно, чем разрыв со своими парламентскими представителями, буржуазия продемонстрировала свое негодование по адресу своих литературных представителей п своей собственной прессы. Не только Франция — вся Европа поражалась непомерным денежным штрафам и постыдным приговорам к тюремному заключению, какими буржуазные суды карали всякое нападение буржуазных журналистов на узурпаторские вожделения Бонапарта, всякую попытку печати защитить политические права буржуазии от посягательств исполнительной власти.
Если, как я показал, парламентская партия порядка своими криками о необходимости спокойствия сама себя отправила на покой; если она, уничтожая собственной рукой в борьбе с другими общественными классами все условия своего собственного режима, парламентарного режима, объявляла политическое господство буржуазии несовместимым с безопасностью и существованием буржуазии, то внепарламентская масса буржуазии, своим холопским отношением к президенту, поношением парламента, зверским обращением с собственной прессой вызывала Бонапарта на подавление, на уничтожение ее говорящей и пишущей части, ее политиков и литераторов, ее ораторской трибуны и прессы — и все это для того, чтобы она могла спокойно заниматься своими частными делами под покровительством сильного и неограниченного правительства. Она недвусмысленно заявляла, что страстно желает избавиться от собственного политического господства, чтобы избавиться от сопряженных с господством трудов и опасностей.
И эта внепарламентская буржуазия, которая возмущалась даже чисто парламентской и литературной борьбой за господство ее собственного класса и которая изменила вождям, возглавлявшим эту борьбу, — эта буржуазия смеет теперь задним числом обвинять пролетариат в том, что он не вступил за нее в кровавую борьбу, борьбу не да жизнь, а насмерть! Буржуазия, которая каждую минуту жертвовала своими общеклассовыми, т. е. своими политическими интересами для самых узких, самых грязных частных интересов и требовала такой же жертвы от своих представителей, теперь вопит о том, что пролетариат принес ее идеальные политические интересы в жертву своим материальным интересам. Она корчит из себя прекраснодушное создание, непонятое и в решительную минуту покинутое пролетариатом, введенным в заблуждение социалистами. И ее вопли находят отголосок во всем буржуазном мире. Я тут, разумеется, не говорю о немецких мелкотравчатых политиканах и недоучках. Я имею в виду, например, тот же журнал «Economist», который еще 29 ноября 1851 г., то есть за четыре дня до государственного переворота, объявлял Бонапарта «стражем порядка», а Тьеров и Берье — «анархистами», и который уже 27 декабря 1851 г., после того как Бонапарт утихомирил этих «анархистов», кричит, что «невежественные, невоспитанные, тупые пролетарские массы» совершили предательство по отношению к «дарованиям, знаниям, дисциплине, духовному влиянию, умственным ресурсам и моральному авторитету средних и высших слоев общества». Тупой, невежественной и подлой массой была именно сама буржуазная масса.
Правда, в 1851 г. Франция пережила что-то вроде небольшого торгового кризиса. В конце февраля обнаружилось уменьшение вывоза по сравнению с 1850 г., в марте упала торговля и стали закрываться фабрики, в апреле положение промышленных департаментов казалось таким же отчаянным, как после февральских дней, в мае дела все еще не поправились, еще 28 июня портфель Французского банка огромным ростом вкладов и столь же огромным сокращением учетных операций свидетельствовал о застое в производстве, и только в середине октября дела стали постепенно поправляться. |