Как полюбил я русские рубашки,

 За чаем разговоры про народ.

 Под окнами трещит мороз, а чашки

 Дымят, и голос мне грудной поет,

 И колокольни, хором надрывая

 Всю нежность бархатных колоколов, —

 Как жалоба прекрасная грудная

 На пышные сугробы зимних снов.

 3. «А утром пушки будят странный город…»

А утром пушки будят странный город,

 Весь розовый, в дыму и в серебре,

 И вспоминают Индию соборы,

 Грустят о нежной бронзовой сестре.

 Там пальмовая роща снегу просит,

 Морозов ледяных и теплых шуб,

 Все снятся ей крещенские заносы,

 Медвежий храп и дым московских труб.

 Озябла стража в инее мохнатом,

 Скрипят полозья, и бежит народ,

 На башенных кремлевских циферблатах

 Страна векам тяжелый счет ведет.

 И за прилавком, щелкая на счетах,

 Поверх очков блюдет свои права,

 Считает миллионами пехоту

 Завистливая мудрая Москва.

 И я пою на путеводной лире,

 Дорожные перебирая сны,

 Что больше нет нигде в подлунном мире

 Такой прекрасной и большой страны.

 10. БЕГСТВО

Пропели хриплым хором петухи —

 Взволнованные вестники разлуки,

 И мы, прервав беседу и стихи,

 Седлали лошадей, грузили вьюки.

 Мы тронулись. Флоренция спала —

 У темных городских ворот солдатам:

 «Нас задержали поздние дела,

 Теперь мы возвращаемся к пенатам»…

 И на горбатый мост в галоп, а там —

 Оливковыми рощами, холмами.

 Шумел в ушах печальный воздух драм,

 И ветер путевой играл плащами.

 Так мы летели мимо деревень,

 В харчевнях прятались на сеновале —

 Внизу сержанты пили целый день,

 Хорошеньких служанок целовали,

 А к вечеру — над крышей стаи птиц.

 И розовело северное небо.

 И, побледнев от скрипа половиц,

 Трактирщик приносил вина и хлеба.

 И ты заплакал, как дитя, навзрыд,

 Ты вспомнил дом суконщика, ночную

 Погоню вспомнил, цоканье копыт,

 И родину прекрасную слепую…

 11. ЛЮБИМИЦА

Не оглядываясь на подруг,

 Панику в рядах пернатых сея,

 Ты взлетаешь, вырвавшись из рук.

 Ты ли это, милая Психея?

 Ты взлетаешь, горячо дыша.

 Разве нам лугов зеленых мало?

 Помнишь ли, как в полдень, не спеша,

 Ты пшеничные поля пахала?

 Ну куда тебе такой летать,

 Ну куда такой нерасторопной

 И привыкшей почивать —

 Да по рытвинам четырехстопным?

 Но по берегу житейских вод,

 На речной песок роняя пену,

 Увеличивая мерный ход,

 Вылетаешь на арену.

 Закусив до боли удила,

 На ветру огромных расстояний,

 Разгораясь до бела

 В грохоте рукоплесканий,

 Первою приходишь ты к столбу,

 Падаешь, храпишь, бока вздымая,

 Загнанная лошадь молодая

 С белою отметиной на лбу.