Как страшно и скучно:

 Сахары квартир

 И благополучно

 Построенный мир…

 Из мрамора пышный

 Потом мавзолей

 И надпись: «Всевышний —

 Мир праху»… Елей.

 Быть может, и млечность

 Эфира потом,

 И скучная вечность

 В раю голубом.

1935

 95. СЕРДЦЕ

Тебя, как ключиком часы,

 Заводят маленькой надеждой —

 И ты трепещешь средь росы,

 Кузнечик, пойманный невеждой.

 Ты наполняешь теплый дом

 Биеньем, стуком, трепетаньем,

 Стучишь по жилкам молотком,

 Мешаешься с ночным дыханьем.

 Ты — заводного соловья

 Пружинка звонкая стальная:

 Покажут иву у ручья,

 Луну или кусочек рая,

 И ты поешь всю ночь потом,

 Заводишь радостные трели

 Под лунным ивовым кустом,

 Закрыв глаза, без всякой цели.

 Но вот тебя ломают вдруг

 Рукой рассеянной, небрежной.

 Остановив волов и плуг,

 Снимает шляпу пахарь нежный.

 Какой искусный часовщик,

 Поковыряв в нутре в телесном,

 Вновь заведет тебя на миг —

 Механику любви в небесном?

 О, бедное! Зачем же ты

 Так на земле печальной билось,

 Зачем с огромной высоты

 Стеклянным шариком разбилось?

1935

 96. ЗИМА

Т.А.

Как странно на лужайках идеальных:

 Идеи одуванчиков и трав,

 Прообразы кузнечиков печальных,

 Гербарий платонических дубрав.

 Восходит солнце в стуже электрона.

 Сияет в Африке морозный день,

 И, как в стихах у старика Скаррона,

 Тень лошади везет телеги тень.

 Останься в этом странном трудном мире,

 Где все звенит, где все в «последний раз».

 Пусть две слезы, прозрачные, как в сыре,

 Прольются из твоих огромных глаз.

 Я первый был бы рад теплу и крыше

 И дыму, вьющемуся из трубы,

 Но зимний климат нам ниспослан свыше —

 Никак нельзя менять удел судьбы.

 О, стыдно мне подумать об отеле,

 О грелке, о фуфайке шерстяной,

 О панталонах теплых из фланели

 Под юбочкой балетной неземной.

 Пусть этот черный лист, в холодном храме

 Летящий в прах, напомнит нам о том,

 В какой студеной и прекрасной драме

 Мы на земле средь зимних бурь живем.

1935

 97. «Вижу потрясенный воздух…»

Вижу потрясенный воздух,

 Корабли, коней из бронзы

 И дубы средь синих молний.

 Это — мир, жилье героев.

 А сравнишь с величьем смерти:

 Маленькие все людишки

 И ничтожные душонки,

 Может быть, и ты — не слезы,

 Не отчаянье, не гибель,

 А красавица пустая,

 Шум муара, птичий щебет…

 Мы-то думали — дыханье,

 Музыка, печальный ангел,

 К нам слетевший из лазури

 В африканский жаркий дансинг!

 Но — последняя надежда,

 Что и в этом страшном мире

 Есть любовь до гроба, верность,

 А в твоем прекрасном теле

 Спит душа и ждет бессмертья.