Даже выпускники ГИТИСа или Школы-студии МХАТ — и те ходили без работы. Ирина стала ездить на кастинги модельных агентств. Там к ней проявляли живой интерес, но сразу тащили в постель. Опытные товарки научили: сначала контракт, а потом остальное. На этом все и кончалось.
Однажды промозглым мартовским утром, с дождем вперемешку со снегом, она стояла одна на автобусной остановке, кутаясь в потертый китайский пуховик. Автобус ушел перед ее носом, следующий по расписанию только через полчаса. На кастинг она безнадежно опаздывала. Уже хотела вернуться в общежитие, но неожиданно рядом с ней притормозил черный „мерседес“, водитель отрыл дверцу:
— Садитесь.
— Денег у меня нет, — честно предупредила она.
— Это ужасно, я разорюсь, — усмехнулся он. — Садитесь, потом расскажете, почему у вас нет денег.
— Мне только до метро. Понимаете, электричку отменили…
Водитель ненадолго оторвал взгляд от дороги.
— Такие девушки не должна ездить на электричке. — Потом добавил, еще раз мельком посмотрев на нее: — Такие девушки не должны ходить в китайском ширпотребе.
Так и ехали, незаметно поглядывая друг на друга. Водитель был в элегантном сером пальто, черные жесткие волосы пострижены и уложены хорошим парикмахером. Не мальчик, за сорок. Широкие плечи, сильные, в черных волосках руки, спокойно лежащие на руле. Обручального кольца нет. Не красавец, но лицо выразительное, волевое. От него, как запах тонкого парфюма от выбритых до синевы щек, исходило ощущение уверенности в себе.
Когда подъехали к метро, он повернулся к ней всем телом:
— Вам уже говорили, что вы ослепительно, ошеломляюще красивая?
— Нет, — слегка растерялась Ирина. — Так прямо — нет.
— Неужели я первый? Мне повезло. Не согласитесь со мной поужинать?
— Почему же не соглашусь? — не без вызова ответила она. — Очень даже соглашусь.
— Договорились. В семь жду вас на той же остановке. Мне почему-то кажется, что это счастливое место…
На кастинг она не пошла. Вернувшись в общежитие, долго перебирала свои скудные наряды, прикидывала и так, и эдак. В приличное заведение идти было решительно не в чем. Не в „Макдональдс“ же он ее поведет. Хоть плачь. Она не заплакала. Наоборот — разозлилась на себя, заодно и на него. Вот так и пойдет, в чем всегда ходит, — в джинсах, в сером свитерке и в кроссовках. Да, и в кроссовках! Не катит? Отвали. В гробу я видала тебя с твоим „мерседесом“.
В четверть восьмого осторожно выглянула из-за угла административного корпуса: „мерседес“ стоял на автобусной остановке. Зашла в вестибюль, минут двадцать потрепалась со знакомыми, выкурила сигарету. Она курила не часто, только когда волновалась. Снова выглянула: стоит. Снежком присыпало. Как будто в нем никого нет. Лишь изредка оживают дворники.
— Всего сорок минут, — сказал он, когда Ирина небрежно, как будто для нее это было самым обычным делом, впорхнула в „мерседес“. — Испытывали, на сколько меня хватит? Надолго. Я умею ждать. Когда есть чего ждать.
— На сколько бы вас хватило?
— На сколько нужно. Хоть до утра.
В холле ресторана при гостинице „Рэдиссон-Славянская“ он помог ей раздеться, принял китайский пуховик, как шубку из голубого песца. С усмешкой заметил:
— Вообще-то в джинсах сюда не ходят. Теперь будут. Решат, что это последний крик моды. Как говорит моя дочь, — фишка, фенечка.
Метрдотель почтительно проводил их к столику на двоих, на котором уже стояло серебряное ведерко с шампанским во льду, вышколенный официант во фраке бесшумно откупорил бутылку, наполнил высокие хрустальные бокалы. |