Крематорий работал с безостановочностью конвейера. К десятку ритуальных залов один за другим подкатывали автобусы с черной полосой, служащие сноровисто перегружали гробы на тележки, агенты похоронных контор с привычно-скорбными лицами приглашали провожающих в залы, где уже звучала приличествующая случая траурная музыка. Стандартный текст распорядительницы церемонии. Короткая процедура прощания. Снова музыка, под которую гроб медленно опускался куда-то вниз. Створки закрывались, устройство снова было готово к употреблению.

— Почему его кремируют, а не хоронят? — негромко спросил Мартынов у какой-то из соседок Надежды Константиновны.

— Да как же? — удивилась она. — Самоубился, грех.

— Понятно…

От приглашения на поминки он уклонился: дела. Отойдя к машине, закурил, наблюдая, как участники церемонии усаживаются в автобус. Анжела-Ольга вместе со всеми не села. Обняла Надежду Григорьевну, помогла ей подняться на ступеньку, сама осталась на мокром асфальте. Автобус уехал.

— Садись, — предложил Мартынов. — Тебе куда?

— Здравствуйте, Георгий Владимирович. Все равно, в центр.

Когда выехали из кладбища и влились в поток машин, Мартынов сказал:

— Хорошо выглядишь. Прямо светская дама. Была знакома с Егорычевым?

— Была.

— Откуда?

— Ну что вы спрашиваете? Откуда такая светская дама, как я, может быть знакома с молодым мужчиной?

— Это ты кому-нибудь другому расскажешь. У него денег хватило бы только посмотреть на тебя. И то издали.

— Не доставайте меня, а? — попросила Ольга. — Мне и так тошно. Да, спала я с ним, спала.

— Бесплатно?

— Представьте себе. Чтобы окончательно не стать проституткой, нужно с кем-нибудь спать бесплатно. Вот я с ним и спала.

— Как ты с ним познакомилась? Где? Когда?

— Да какая теперь разница! И вам-то что за интерес?

— Верно, это меня не очень интересует. А вот другое очень: почему он застрелился?

— Откуда мне знать? Мне самой иногда хочется застрелиться.

— Ты, однако, жива.

— Остановите машину. Я выйду.

— Да ладно, сиди. До Таганки довезу.

— Тогда молчите, не травите мне душу!

— Как-то очень нервно ты на мои вопросы реагируешь. Почему?.. Ладно, молчу, молчу.

На „Таганской-кольцевой“ она вышла, а Мартынов направился в прокуратуру. Авдеева он застал в необычайно возбужденном состоянии.

— Хорошо, что ты приехал. А я уж собрался тебе звонить. Сейчас едем на Большие Каменщики, проведем повторный обыск в квартире Егорычева.

— Что будем искать?

— Понятия не имею. Но чует мое сердце, что-нибудь найдем.

— Не суетись. Сядь и объясни толком. В деле появилось что-то новое?

— Появилось. И не что-то, а ого-го что! Первое: консьерж опознал Ирину Рогову. Не просто опознал, а представил список посещений. За пять месяцев. Когда приходила и когда уходила. С точностью до минуты. Золотой старик. Если бы во всех домах были такие вахтеры, мы бы горя не знали!

— Когда она была последний раз?

— За месяц до самоубийства. Вот, полюбуйся: пришла в 11.04, ушла в 11.12.

— Недолго гостевала.

— Я сначала решил, что не застала дома. Но консьерж уверяет, что Егорычев никуда не уходил. Значит, не открыл.

— А что второе?

— Второе самое главное, — со значением ответил Авдеев. — Сравнил я пальчики на золотой зажигалке и на своем „Крикете“. И что бы ты думал? Они совпали!

— Рано радуешься, — охладил его пыл Мартынов.