— Не знаю.

— Рогов утверждает, что хранил пистолет в загородном доме в ящике письменного стола. Егорычев бывал в вашем загородном доме?

— Ну вот еще! С какой стати?

— Бывал или не бывал?

— Нет, никогда.

— Нет так нет… Ирина Александровна, я сейчас покажу вам видеозапись, которая делалась в течение месяца в квартире Егорычева. Мне хочется знать, что вы об этом думаете.

Мартынов сунул кассету в видеодвойку, которую заранее принес из кабинета начальника отдела, пультом включил воспроизведение и отошел к окну, чтобы не смущать свидетельницу своим присутствием. Он видел пленку всего один раз на квартире Авдеева, но хорошо помнил, что происходит на экране.

— Остановите! — уже через минуту закричала Ирина. — Немедленно выключите! Я не могу на это смотреть!

„Смотреть ты не можешь, а участвовать можешь. Сука“, — с неожиданной злобой подумал Мартынов, пультом останавливая запись на паузе.

— Откуда у вас эта пленка?

— Видеокассета была изъята при обыске из сейфа вашего мужа в его офисе.

— Значит, он…

— Да, смотрел, если вы это хотите спросить. Возможно, не один раз.

— Я пропала.

И снова Мартынов ощутил злобное раздражение против этой куклы с пронзительными васильковыми глазами на юном бледном лице. Она пропала. Она, твою мать, пропала. А мужик, который из-за тебя оказался за решеткой, не пропал? Он в порядке?

— Речь не о вас, речь о судьбе вашего мужа, — сдерживаясь, поправил Мартынов. — Вам придется досмотреть пленку. Я потом объясню почему.

Мартынов пустил запись и уже не отходил от окна, пока пленка не кончилась.

— Эту кассету будут смотреть присяжные. Какой вердикт после этого они вынесут? Я скажу какой: виновен, но заслуживает снисхождения.

— Нет! Они судят по себе, по своим животным инстинктам! Алексей не такой! Он никогда не поддается эмоциям! Он ничего не делает, пока не обдумает!

— Вы лишаете Рогова снисхождения. Значит, он хладнокровный убийца? Надеюсь, присяжные вам не поверят.

— Чем я могу ему помочь?

— Не знаю. Может быть, ничем. Может быть, тем, что будете говорить правду. Вы были в связи с Егорычевым около пяти месяцев. Трудно предположить, что вы ни разу не привозили его в загородный дом. Привозили?

— Да. Один раз. Рогов уехал в командировку. Три дня мы были в доме одни. Я чуть с ума не сошла. От счастья. Наверное, надо сказать — от страсти.

— Заходил Егорычев в кабинет Рогова?

— Однажды зашел. Я застала его — сидел за письменным столом Алексея, положив ноги на стол. Сказал: у твоего мужа хороший вкус. Имея в виду мебель.

— В письменный стол заглядывал?

— Не видела. Может, заглядывал, но утверждать не могу. Или нужно сказать, что заглядывал? Даже что взял пистолет?

— Ирина Александровна, я призывал вас говорить правду. И только правду. Прокурор от вас живого места не оставит. Если вы видели, что Егорычев взял пистолет, почему не сказали об этом мужу?

— Я боялась. Он мог подумать… в общем, подумать.

— Почему вы сразу не сказали о пистолете следователю?

— Не знаю. Нужно было сказать?

— Вы не умеете врать. И строить из себя дурочку тоже не получается. Лучше поройтесь в памяти и припомните, не было чего-нибудь подозрительного.

— Было, — оживилась она. — Однажды я сказала Егорычеву, что нам нужно расстаться. Я устала от этой связи. Он сказал, что жизнь для него без меня теряет смысл.