|
Дело в том, что Челищев и Обнорский были когда-то приятелями, они даже вместе выступали за университетскую сборную по дзюдо, правда, жизнь потом надолго развела их и свела вновь лишь перед самой гибелью Черного Адвоката… Серегин передал Кудасову это досье при одном условии — журналист хотел непосредственно участвовать в дальнейшей разработке Антибиотика, к которому имел большой и кровавый личный счет.
Принять-то это условие Кудасов принял (его чрезвычайно интересовало все, что содержалось в досье), но в глубине души несколько тяготился данным обещанием (хоть и было оно весьма расплывчатым и неконкретным) — шеф пятнадцатого отдела считал активное задействование гражданского человека в практической разработке задачей опасной, нецелесообразной и даже вредной для дела… Тем не менее, Кудасов решил — пусть уж Андрей где-то рядом будет, в одиночку-то он таких дров наломать может, что сам под ними навечно успокоится… Кудасов собирался создать для Серегина лишь иллюзию его активного участия в разработке Палыча — в первую очередь для блага самого же журналиста, который, как казалось Никите Никитичу, не совсем понимал, куда, собственно говоря, суется… В досье Обнорского-Челищева Кудасов нашел очень много интересного, но… К сожалению, почти все, что там было, не имело доказательной силы. На момент ознакомления Кудасова с материалами, собранными Челищевым, очень многие фигуранты были уже мертвы. Мертвы были и двое из трех так называемых «свидетелей» Челищева — в досье находились три магнитофонные кассеты с исповедями депутата Петросовета Глазанова, утонувшего по пьяному делу в феврале 1993 года в пруду около завода «Полюстрово» на Охте, Валерия Чернова — выпавшего опять-таки по пьянке из окна дома в Озерках, и бывшей секретарши прокурора города Юлии Ворониной — последняя числилась не в реестре покойников, а в списках пропавших без вести, но Никита Никитич полагал, что и третий «свидетель» скорее мертва, чем жива. Так что материалы досье для Кудасова представляли ценность не практическую, а, если так можно выразиться, «общепознавательную»… Обнорский, похоже, не очень это понимал и потому ждал от шефа пятнадцатого отдела каких-то немедленных действий, а Никите Никитичу — опять-таки по целому ряду причин — было довольно сложно растолковать журналисту все оперские и процессуальные нюансы. Кстати — о нюансах… Отдавая Кудасову досье Челищева и свои материалы, Серегин упомянул и о том, что Черный Адвокат оставил один экземпляр своего «исследования» в 354-ом отделении связи Выборгского района. Этот экземпляр предназначался представителю Генеральной прокуратуры, куда Челищев посылал письмо… Обнорский предложил Кудасову выяснить судьбу этого экземпляра, и Никита Никитич согласился. Вместе с журналистом они подъехали в 354-ое отделение и там узнали, что в начале июня 1993 года некий человек действительно оставлял пакет в абонентском ящике номер 27, но пакет этот забрали буквально через несколько дней после того, как он был положен на хранение. Кудасов, естественно, поинтересовался у вскрывавшей абонентский ящик заведующей — кто же именно забирал пакет? Заведующая округлила глаза и пожала плечами: — Так ваш же начальник и забирал… Из ОРБ… Как же его… Ващанин, по-моему… — Ващанов? — быстро переспросил Обнорский (он, в отличие от Никиты Никитича, почтовой служащей не представлялся, но она, видимо, решила, что он тоже из РУОПа). — Да, точно, — обрадовано кивнула заведующая, — Ващанов… А в чем, собственно говоря, дело? — Ни в чем, — обаятельно улыбнулся ей Кудасов. — Недоразумение вышло, маленькая накладка… У нас это тоже иногда случается — вы уж извините, что мы вас побеспокоили… — Ну, что? — возбужденно накинулся Обнорский на Никиту Никитича, когда они вышли на улицу. |
