Изменить размер шрифта - +
Все остальные представители человеческого рода питали к восьмилапым тварям рефлекторную ненависть. При виде пауков они вздрагивали, взвизгивали, убегали или говорили что-то вроде: «Ой! Фу! Фу! Брр! Рейчел! Рейчел! Ты не могла бы прийти и помочь мне немного! У нас в гостиной огромный паук...» Да, люди торговали с ними, потому что они торгуют с кем угодно и чем угодно, если кто-то дает им что-то нужное для них. Но каждый человек считал пауков ужасно отвратительными — прямо-таки до мурашек на коже и холодка по спине.

Вот какими были пауки. Даже самые приятные из них.

Это общественное мнение повлияло на обитателей Мойпрофильного леса. Они стали злыми и замкнутыми. Поначалу они были просто злыми тварями, но однажды один паук вернулся из дальних путешествий с кипой социалистических брошюр и так называемых основополагающих работ, после чего вся коммуна превратилась в политизированное сообщество. Пауки перестали быть злыми тварями и превратились в радикально воинствующих левых. Они остро осознали социальные антипаучьи предубеждения и идеологическую угнетенность трудящихся пауков во всем Верхнем Средиземье, где их считали ненавистными изгоями и проявляли к ним ярко выраженную реакционную диктатуру фашизма. А почему? Почему, я вас спрашиваю? Позвольте указать вам, товарищи, истинную причину подобной ситуации! Пауки представляют собой архетип пролетариев, неутомимых тружеников, чей труд эксплуатируется каждым человеком — будь то контроль числа паразитов, плетение или текстильная промышленность. Я не ошибусь, если назову такое отношение ползучим империализмом той клики, которая сейчас стоит у власти. И, конечно, товарищи, паукам давно пора сформировать свою партию и выразить протест на площадях и улицах! Пауки всех стран, объединяйтесь! Нам нечего терять, кроме своих липких нитей!

Когда Бинго понял серьезность своего положения, он возблагодарил судьбу за то, что его правая рука осталась не связанной. Однако долгие и безуспешные попытки выпутать левую руку привели лишь к двум сломанным ногтям. Нити оказались слишком крепкими и липкими. Он осмотрелся по сторонам. Его свободная рука могла дотянуться только до нескольких веточек и листьев.

Бинго решил, что пора начинать разговор об условиях освобождения из плена.

— Эй! — позвал он. — Алло! Прошу прощения!

Один из жирных пауков прервал процесс суетливого бега и придвинул блестящую морду к лицу соддита.

— Да?

— О огромный и сильный паук, — сказал Бинго, пустив лишь небольшого «петуха» дрожащим голосом, — могу ли я обратиться с краткой речью к вашему великому и грозному монарху? К королю или королеве, я, увы, не знаю... К тому правителю, который ведет ваш народ к процветанию. Если только вы не против, сэр.

То был абсолютно неправильный способ обращения к пауку-пролетарию. Насекомое уставилось на соддита большими красными глазами. Бинго мог видеть в них собственное лицо, искаженное выпуклой поверхностью. Он как бы смотрел на себя, глядящего на него, и это было очень странно.

Затем паук заговорил:

— Во-первых, твое допущение, что я мужчина, очень спорно. Вполне очевидно, что такое предположение о моей половой принадлежности основано на гипертрофированном маскулинизме и фаллоэгоцентрических предрассудках мужской человеческой особи. Совершенно случайно ты оказался прав. Я действительно самец. Но мой пол не может быть приемлемым аргументом в нашем политическом споре.

Бинго не успел отследить ход его мыслей и на всякий случай согласился:

— Да! Конечно!

— Во-вторых, — продолжил паук, — твое нелепое заявление демонстрирует абсолютно неверную гипотезу о том, что наш коллектив иерархически управляется каким-то фашистом-диктатором или монархом. Я мог бы счесть твои слова за оскорбление, не будь они настолько явным архаическим пережитком упраздненной идеологии. Подобные идеи в постсовременной истории вызывают у нас лишь иронию.

Быстрый переход