Карим тихо сказал:

— Знаешь, дочка, ты должна вернуть этих птиц. Они не твои.

Я не отводила умоляющего взгляда от Амани в надежде, что она согласится.

Фальшивая улыбка исчезла с лица Амани. На минуту она задумалась, а потом вызывающе отрицательно покачала головой. Четко и уверенно она продекламировала аят из Корана:

— «Вздыхая о еде, они накормят все ж и сироту, и пленника, и бедняка» (176:8). — Затем добавила уже от себя: — Правоверный мусульманин не будет морить голодом животных.

Я знала, как и каждый мусульманин, что теологи ислама едины во мнении, что под словом «пленник» подразумеваются также и животные, находящиеся в зависимости от человека, и что правоверный мусульманин обязан всякое такое существо кормить, предоставить ему кров и ухаживать за ним.

— Амани, тебе придется вернуть птиц, — твердо повторил Карим.

Задыхаясь, Амани закричала:

— Во многих клетках не было ни еды, ни воды! — Ее хриплый голос стал тише, когда она повернулась и посмотрела на одну из них. — Увидев этих прелестных маленьких птичек, я поняла, что обязана их спасти. — Указывая на скамейку, стоявшую за ней, она добавила дрожащим голосом: — Я пришла слишком поздно и не смогла спасти всех птиц. Больше десяти были уже мертвы.

Я взглянула на скамейку и поразилась, увидев многочисленные тела мертвых птиц, лежащие в ряд. На каждое крошечное тельце Амани положила веночек из только что сорванных цветов.

В глазах у нее стояли слезы.

— Я их потом похороню, — произнесла она.

Бесчувственная Маха громко рассмеялась. Ей вторили филиппинские садовники.

— Замолчите и идите отсюда! — сердито приказал Карим.

Пожав плечами, Маха ушла, но еще долго, пока она шла по тропинке сада, был слышен ее смех.

Трое филиппинцев спрятались за кустами. Я не сказала об этом Кариму, так как это были мои любимые слуги и я не хотела, чтобы гнев Карима, адресованный Амани, перекинулся бы на них. Одиноким слугам скучно, им не хватает семейных забот, поэтому они с большим интересом наблюдают за драмами, которые разыгрываются в домах их хозяев.

Амани уже вовсю рыдала.

— Я не верну этих птиц! А если вы заставите меня это сделать, я брошусь в Красное море! — пригрозила она.

Я ахнула: сначала повешусь, теперь утоплюсь. Как же мне защитить своего ребенка от ее собственных разрушительных эмоций?

Мы с Каримом тревожно переглянулись. Мы оба прекрасно знали, что наша младшая дочь страстно и беззаветно любит животных.

— Амани, любимая, я куплю тебе тысячу других птиц, — пообещал ей измученный Карим.

— Нет! Нет! Я не верну этих птиц! — Амани бросилась к одной из клеток и начала истерично кричать.

При виде таких страданий нашего ребенка мы с Каримом, не помня себя, бросились к ней.

— Дорогая, — плакала я, — ты так заболеешь. Ну успокойся, малышка. — Рыдания Амани сотрясали все ее тело.

Я слышала, что одна из наших родственниц так безутешно рыдала над своей усопшей матерью, что у нее в горле лопнула вена и она чуть не последовала за своей матерью в могилу. И вот теперь я до смерти боялась, что подобное может случиться с моей дочерью. Никогда я не видела, чтобы Амани так страдала.

— Хорошо, Амани. Оставь этих птиц у себя. Я куплю Фадделю других.

Эта идея также не вызвала у Амани одобрения.

— Нет! — закричала она. — Ты что, хочешь доставить к этому убийце новые жертвы?

Карим крепко обнял ребенка. Мы в полном отчаянии смотрели друг на друга. Он заключил лицо дочери в свои ладони и с мольбой произнес:

— Амани, пожалуйста, перестань плакать.