— Будьте осмотрительны, — хмуро предостерегал король, — ведь изменником может быть один из ваших спутников. Вы должны найти его, мастер Корбетт, и поймать мерзавца в его собственные грязные сети!

— Я должен схватить его, Ваше Величество?

— Если возможно, — вкрадчиво ответил король. — Если же это неосуществимо — убейте его!

Корбетт содрогнулся и обвел взглядом тихий, мрачный интерьер церкви. Он пришел сюда молиться — а замышляет убийство. Он услышал какой-то шорох в дальней части церкви и поднялся. Ранульф, наверное, заждался его. Английский чиновник в последний раз преклонил колена перед одиноко мерцавшей лампадой и медленно зашагал по нефу, направляясь к выходу. Корбетт задышал глубоко и медленно, стараясь сохранять спокойствие, хотя он не сомневался, что кто-то затаился в темной глубине церкви и тайком наблюдает за ним.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На следующий день после посещения Корбеттом собора английские посланники уже достаточно отдохнули от мучений на море, чтобы пуститься в путь: им предстояло доехать вдоль побережья до Соммы, а далее повернуть на юг, к Парижу. Они перевезли через пролив лошадей — верховых и вьючных, с поклажей для милордов графа Ричмондского и графа Ланкастерского, не считая свиты секретарей, писцов, поваров, гонцов, бейлифов, священников и лекарей. Со стороны было бы трудно распознать в этой веренице путешественников степень или положение каждого: промозглая, холодная погода и резкий пронизывающий ветер всех до одного заставили закутаться в одинаковые толстые коричневые плащи.

Теперь началась обычная неразбериха за воротами маленького монастыря, где англичане останавливались на ночлег после того, как покинули порт: седлали лошадей (двух нужно было подковать, одна охромела, у другой на спине открылись язвы); проверяли подпруги, уздечки и стремена, сломанные или поврежденные тут же чинили, а потом лошадей шумно нагружали тюками с одеждой, рукописями и прочим скарбом, а еще и снедью, закупленной по непомерной цене у купцов с плутоватыми глазами. Покой монастырского двора нарушали крики, громкие приказы, проклятья и недовольное ржание возбужденных, встревоженных лошадей. Прибежало несколько собачонок, привлеченных всем этим шумом и возней, но их отгонял сердитый привратник, вооруженный палкой.

Корбетт сидел на полуразрушенной скамье в углу двора и мрачно наблюдал за происходящим. Эти крики и проклятья, пожалуй, заглушили бы даже вопли грешников в аду. Корбетт поднял глаза на огромный резной тимпан над вратами монастырской церкви, где, навеки запечатленные в камне, грешники висели на пылающих деревьях, а множество других задыхалось в печах, прижав руки ко рту, — их каменные глаза с ужасом взирали сквозь струи дыма на зрителя; Христос на троне судии держал праведников у себя в ладонях, а злодеев пожирала чудовищная рыбина, глодали черти, терзали змеи, пламя, лед или мучило зрелище плодов, висящих вне досягаемости для их изголодавшихся уст. Корбетт угрюмо заключил, что все эти ужасы — ничто по сравнению с участью человека, отправленного за пролив, в ледяную зимнюю пору, с английской посольской миссией во Францию.

— Мастер Корбетт, — окликнули его.

Чиновник застонал и поднялся со скамьи. Ему навстречу, пробираясь сквозь толпу, шел по двору Ранульф. Его рыжие волосы пламенели, как сигнальный огонь, над белым встревоженным лицом. Лет десять назад Корбетт спас воришку Ранульфа от виселицы, теперь тот стал верным слугой и спутником, по крайней мере, внешне выглядело это именно так, хотя Корбетт понимал, что Ранульф атт Ньюгейт по-прежнему не прочь разжиться за счет ближнего своего, в том числе и Корбетта. Ранульф мог лгать, обманывать и предавать с ловкостью, неизменно поражавшей и забавлявшей чиновника, а страсть парня к чужим женам, полагал Корбетт, рано или поздно приведет его слугу к внезапной и жестокой кончине.