От русов должны были ехать двое: Мистина и Острогляд. Боярин, напротив, надеялся на встречу с Людомиром, чтобы попытаться выкупить у него голову сына. Пока Людомир не знает, что эта голова – не Святослава, он наверняка сохранит ее. Уже взяв себя в руки, Острогляд, однако, не оправился от горя потери и выглядел непривычно мрачно. За этот месяц он похудел и осунулся, и весь вид выражал его такую непримиримую решимость, какой у него не видали даже в битвах Греческого похода десять лет назад.

Выехали через день после Купалий – в обратном направлении, к Горине. В верхнем течении она служила границей между землями Деревской и Волынской, и она же вела прямо к Хотимирлю, стоявшему близ ее устья. Путь вниз по реке должен был занять десять дней или чуть менее. Мистина и Острогляд брали с собой своих людей и половину витичевской сотни; Эльге с сыном оставались гриди и вторая половина сотни, чтобы по Моравской дороге проводить их назад в Киев. Но чем дальше они ехали, тем более хмурым выглядел Мистина.

– За кого ты беспокоишься? – спросила его Эльга на третий день пути, когда две дружины в последний раз встали станом на берегу Горины.

Здесь находился брод и стоял городок под названием Горинец, где Етон держал для дружинных разъездов несколько десятков лодий. Благодаря этому Мистина и Острогляд могли отдать своих лошадей Эльге, и ее дружина, будучи одвуконь, получала возможность достичь Киева если не в два, то в полтора раза быстрее, чем они ехали сюда. А тем заметно сократить опасность пути.

– За вас, ясен день.

– Но мы же проехали по Моравской дороге и убедились, что там все спокойно, – заметила Эльга, больше желая услышать, что он на это возразит.

– Тогда я не знал, что где-то в этих краях рыщут три сотни древлянских угрызков, жаждущих нашей крови.

– Ты знал!

– Я только догадывался. То есть догадывался Лют. Лют!

Завидев младшего брата, который стоял у воды и что-то говорил отрокам, поившим коней, Мистина пронзительно свистнул и призывно махнул рукой. Тот подошел.

– Ты поедешь в Киев, – сказал ему Мистина и добавил, видя, как мгновенно изменилось с веселого на удрученное это подвижное лицо: – Я не могу проводить княгиню сам, поэтому я хочу, чтобы при ней был хотя бы ты!

Он говорил резко и отрывисто, не скрывая досады. Лют не стал спорить: догадался, что этим поручением Мистина хоть как восполняет невозможность разорваться надвое самому. Двинув с огорчением пушистыми бровями, он вслед за тем располагающе улыбнулся Эльге: дескать, быть с тобой, княгиня, я всегда рад.

Иногда Эльге чудилась неискренность в его показном дружелюбии, но она догадывалась, что тому виной. На самом деле Лют просто боялся показать свои чувства и прикрывал их другими, теми, которых от него ждали. Слишком недавно он вышел из «робичей» и в душе все опасался, что его попрекнут неволей и низким родом матери.

Не стесняясь парня, Эльга схватила руку Мистины. Лют был бы совсем глупцом, если бы до сих пор ничего не понял, а он глупцом не был.

– А для себя ты не считаешь опасным с полусотней лезть прямо навстречу этим угрызкам? Их три сотни! И полсотни из них имеют оружие и шлемы Перезвановых отроков.

– Уже не три, меньше. Десятка два их положили в Перезванце, еще три с лишним – на волоке.

– Но все равно их больше, чем вас.

– Еще есть бужане.

– Ты поручишься за них? Что они будут драться вместе с вами и за вас, если вдруг какая засада?

– Но ехать надо!

В глазах Мистины Эльга видела твердую убежденность: ехать надо. Спорить без толку. Да она и сама знала, что надо. И раз он делает это, значит, уверен в своей силе. И в удаче, как же без нее?

– Ты же сама говоришь: я самый удачливый человек, кого ты знаешь, – Мистина приобнял Эльгу, и она немного вспыхнула, вспомнив его спальный чулан, где она не так уж давно говорила ему эти слова.