|
Но девушка вздрогнула, как только он коснулся ее волос. - Так не пойдет, - пробормотал он. Резким движением он разорвал ворот майки, и теперь голова проскользнула свободно, не причинив боли. Уже лежа в постели, она пощупала разорванную ткань. - Спасибо. Это моя любимая майка. - Извини. - Он натянул ей одеяло до подбородка и встал. - Думаешь, обойдешься здесь одна? - Да. Он смотрел на нее с сомнением. - Точно? Она слабо кивнула. - Может, подать тебе что-нибудь, прежде чем я уйду. Воды, например. - Ладно. Поставь, пожалуйста, стакан на тумбочку. Когда он вернулся со стаканом воды, она уже уснула. Рид постоял, глядя на нее. Разметавшиеся по подушке волосы были в сгустках крови. Лицо неестественно бледно. У него похолодело внутри при мысли о том, что она чудом избежала серьезной травмы, а может, и смерти. Он поставил стакан на тумбочку и тихонько присел на край кровати. Алекс зашевелилась, неразборчиво забормотала и протянула руку, как бы стараясь что-то достать. В ответ на эту немую неосознанную просьбу Рид осторожно накрыл ее руки своими сильными мозолистыми ладонями. Он бы нисколько не удивился, если бы она вдруг открыла глаза и начала упрекать его за то, что он лишил ее девственности. Но откуда, черт подери, было ему знать? "Да хоть бы и знал, - подумал он, - все равно сделал бы то же самое”. Она не проснулась. Только тихо засопела и доверчиво обхватила пальцами его руку. В нем боролись здравый смысл и импульсивное желание, но схватка была недолгой, ее исход был предрешен еще до того, как заговорила совесть. Он тихонько пристроился рядом с ней на кровати, вытянувшись во весь рост к ней лицом и ощущая ее нежное, пахнущее лекарствами дыхание. Он любовался тонкими чертами ее лица, рисунком рта, длинными, лежащими на щеках ресницами. - Алекс. Он прошептал ее имя не за тем, чтобы разбудить, а просто , потому, что ему было приятно произносить его. Она глубоко вздохнула, переключив его внимание на разорванную майку. Сквозь разрыв виднелись гладкие округлости ее грудей. В тусклом свете лампы ложбинка между ними казалась темной, бархатистой, его так и манило прижаться к ней губами. Но нет, он не сделал этого. И даже не поцеловал ее трогательно- беззащитный рот, хотя из головы не шли ее нежные, глубокие и влажные поцелуи. Ему хотелось ласкать дразнящие холмики ее грудей. Он видел, как под мягкой тканью майки темнеют ее соски, и знал, что они станут твердыми, стоит ему прикоснуться к ним языком или пальцами. А эта проклятая майка разжигала воображение сильнее, чем самые роскошные пеньюары и пояса Норы Гейл. Было сущей пыткой лежать так близко к ней и не касаться ее - и в то же время какое блаженство ощущать ее рядом, смотреть на нее. |
