Однажды Эдмунд получил приглашение на обед от Грегори Барнетта. Письмо пришло с послеобеденной почтой, о чем София сообщила мужу, когда он вернулся домой с работы.

— Откажись, — отрезал он. — В этот день мы уже приглашены.

София с удивлением посмотрела на мужа:

— Эдмунд, в этот день мы совершенно свободны! Я думала, ты собираешься продолжить это знакомство.

— Да, но не в личном плане. У меня изменилось мнение об этом парне. И запомни, если он будет звонить, нас нет дома!

София повиновалась и села за бюро, чтобы написать вежливый отказ. Она поняла, что Эдмунд затаил обиду на Грегори. Это было неудивительно при его капризном характере, но в глубине души она очень огорчилась. Внутренний голос подсказывал ей, что судьба оказалась к ней милостива, избавив ее от искушения, и она решила, что надо быть благодарной ей за это. Однако она не могла заставить себя забыть, с какой нежностью смотрел на нее Грегори, и его взгляд глубоко запал в ее душу. Запечатывая конверт, она чувствовала, что закрылась дверь, ведущая к чему-то волнующему, и все доброе и светлое в ее душе вдруг как-то съежилось и померкло.

Шло время, и поздние возвращения Айрин стали восприниматься домашними как нечто само собой разумеющееся. Ни отец, ни София ни о чем ее не спрашивали и не делали замечаний. Все привыкли к тому, что она рано уходила из дома — еще раньше Эдмунда, поскольку дорога отнимала у нее больше времени, чем у него. По вечерам, когда она не заставала отца с мачехой за ужином в столовой, София заглядывала к ней в спальню, чтобы пожелать ей спокойной ночи. У Айрин было достаточно развлечений, которые она обычно откладывала на конец недели, чтобы не нарушать рабочего графика. Куда бы она ни выходила, надевая праздничные наряды, она постоянно думала о работе. Айрин была вынуждена мириться с тем, что ее обязательно кто-то сопровождал в театр или на светскую вечеринку, воспринимая это как что-то нелепое и досадное. Никто в доме не догадывался, что в школе она окружена мужчинами, но Айрин всегда знала, как поставить на место любого, кто пытался перейти границу дозволенного. Некоторые из молодых людей обращались к Эдмунду с просьбой разрешить им встречаться с Айрин, но ей никто не нравился. Кое-кто, получив отпор, проявлял излишнюю прыть, неизменно вызывая в ней неприязнь. Эдмунд, напротив, не одобрял привередливости дочери, если считал потенциальных женихов достойными ее руки, и не скрывал своей злости. Больше всего Айрин боялась, что если отец окончательно разозлится, то вполне может отлучить ее от школы. Тогда она обречена на невыносимую жизнь в четырех стенах, пока не выйдет замуж и не заведет собственный дом.

Спустя полгода с того дня, как Айрин стала заниматься в Школе ремесел, София праздновала свой юбилей. В последнее время принцесса Уэльская ввела в моду длинные жемчужные ожерелья, и Эдмунд подарил жене связку из пяти ниток бус из натурального жемчуга кремового оттенка. София надела это ожерелье, когда в сопровождении нескольких близких друзей отправилась на оперу «Дон-Жуан» в Ковент-Гарден. После спектакля они собирались отпраздновать день рождения у Романовых. Перед тем как поднялся занавес, Эдмунд бросил взгляд на жену, сидящую в первом ряду ложи вместе с женами двух его приятелей. Обычно он всегда любовался Софией, но в этот раз был крайне удивлен, увидев в отблесках света от сцены украшение, которое было ему незнакомо. Это кольцо на мизинце ее правой руки сильно контрастировало с подаренными им роскошными жемчугами. Эдмунд скривился при виде этого бездарного, с его точки зрения, дешевого серебряного кольца с агатом. Такую мишуру можно купить за пару пенсов в любой лавке на набережной Темзы.