Когда начался антракт, София увидела в глазах мужа хорошо знакомое ей выражение недовольства и раздражения. Этого было достаточно, чтобы София все поняла. Объясниться с мужем она смогла только после спектакля, когда они сидели в карете, возвращаясь домой.

— Откуда, черт возьми, у тебя эта базарная побрякушка? — раздраженно спросил он.

София перевела дух, инстинктивно прикрыв рукой кольцо, словно опасаясь, что он сорвет его с пальца.

— Ах, вот в чем дело! Я не была уверена, что тебе понравится, но мне кажется, оно очень славное. Айрин сделала его своими руками специально для меня, и я с удовольствием его надела.

— Да ты не в своем уме! — зарычал он, — Она уже не ребенок, ради которого можно надеть бумажную корону или игрушечный браслет, чтобы только угодить ему. Неужели ты не понимаешь, что она взрослая девушка, которая, к сожалению, тратит время на всякую ерунду, на свою дурацкую учебу — и все за мой счет. Скрепя сердце я разрешил ей посещать эту школу, надеясь, что рано или поздно ей все надоест. Какие чувства, по-твоему, я должен был испытывать сегодня в театре, видя свой подарок рядом с этой дешевкой?

— Согласна, что кольцо не совсем гармонирует с твоим подарком, — спокойно возразила София. — Но мне бы хотелось напомнить тебе, что сегодня мой день рождения. Мне исполнилось сорок лет. Почему я не могу надеть то, что подарили мне два самих дорогих человека, — твое ожерелье и кольцо Айрин?

Эдмунд умолк. Ему не приходило в голову, что София страшится своего возраста. Уже не в первый раз он задавал себе вопрос, хорошо ли знает свою жену.

Похожие мысли бродили и в голове Софии. Как он мог быть таким черствым и не понимать, что в свои сорок лет она мысленно прощалась с последней надеждой иметь собственного ребенка? Как могут два человека, живущие вместе, быть такими чужими друг другу? Она так и не поняла истинную причину его ненависти к дочери, которая время от времени вспыхивала в нем. Угасающие чувства к Эдмунду она старалась компенсировать сочувствием к нему, понимая, что он очень нуждается в ней. София прощала его бесконечные придирки, вспыльчивость и деспотизм к дочери, но опасалась, что в один прекрасный день ее терпение лопнет. Испытывая острое чувство одиночества, она с тоской смотрела из окна кареты на освещенные фонарями улицы.

Когда они вернулись домой, Эдмунд, готовясь ко сну, в шелковом домашнем халате вошел в спальню Софии и попросил еще раз показать ему кольцо, подаренное Айрин. София, сидя перед трюмо, расчесывала длинные волосы щеткой в серебряной оправе. Неторопливо достав кольцо из шкатулки с драгоценностями, она протянула его мужу. Эдмунд вынул из кармашка костюма ювелирную лупу и подошел к лампе, чтобы внимательно рассмотреть работу дочери. В прошлом году в доме и на фирме провели электричество, и он мог в деталях изучить изделие.

В серебряную оправу в виде листочков вокруг сердцевины был вставлен агат. С профессиональной точки зрения, работа была выполнена безукоризненно. Его опытный глаз обнаружил несколько мелких изъянов, но в целом кольцо производило хорошее впечатление своей оригинальностью. Он задумчиво вернул кольцо Софии. Она спрятала его обратно в шкатулку.

— Это ее собственный дизайн? — спросил он жену.

— Разумеется.

Эдмунд медленно прошелся по комнате.

— Ей надо использовать хорошие камни, а не какие-то агаты. Особенно, — подчеркнул он, — если они предназначены для тебя.

София продолжала расчесывать волосы, не зная, куда повернется разговор. Она боялась, что муж снова сорвется, и тогда она в ее теперешнем состоянии не выдержит его нападок.