Изменить размер шрифта - +
Где бы он ни служил, о нем никто не мог сказать ничего плохого, как, впрочем, и ничего особо хорошего — тем не менее карьера его продвигалась достаточно успешно. Внешне он всегда был типичным середняком — в меру усерден и исполнителен, от работы не отлынивает, но и не навязывается, со всеми умеет поддерживать нормальные отношения, никогда, правда, не переходящие в разряд дружеских. Но если бы кто-нибудь мог заглянуть в душу этого спокойного молодого человека, его наверняка бы опалило поистине адским огнем. За внешним спокойствием скрывались неукротимый нрав и полное отсутствие моральных и любых иных сдерживающих принципов. То, что люди принимали за спокойствие и рассудительность, на деле оборачивалось трезвым расчетом.

Еще в детстве Фукашиги понял, что быть первым, быть у всех на виду — не самый лучший вариант и что гораздо выгоднее оставаться в тени, сплетая нити событий за спиной ничего не подозревающих людей. В двенадцать лет его побил соседский паренек — не то чтобы очень сильно, но чувствительно, а главное — на глазах смеющихся сверстников. Два года юный Фукашиги вынашивал обиду — он не спешил, уже тогда в его действиях начал проявляться особый подход, ставший впоследствии для него обычным. Он анализировал факты, он завел досье на своего обидчика, причем досье это хранилось исключительно в голове Фукашиги — он не считал возможным доверять секретную информацию бумаге или электронным мозгам компьютера. О нанесенной ему обиде уже давно все забыли, забыл даже сам обидчик — но не Фукашиги. Он не торопил события, он ждал удобного момента. Он хорошо понимал, что самым главным в этой жизни является терпение…

Каждую осень в небольшой реке, протекавшей неподалеку от их городка, начинался ход большехвостых рипусов — исключительно красивой и очень вкусной рыбешки. «Ищи слабости своих противников» — таким был один из первых выводов, сделанных Фукашиги. Он искал, и он нашел уязвимое место своего врага. Дэвид, а именно так звали его обидчика, любил рыбалку, и именно в период хода рипуса он собирал свои снасти, брал небольшой рюкзачок и на несколько дней забирался в непроходимые дебри, подальше от любопытных глаз. И что удивительного в том, что, когда он в очередной раз пришел на свое любимое место, за ним внимательно наблюдала пара спокойных мальчишеских глаз?

Кризис разразился под утро, когда спавший в маленькой палатке Дэвид проснулся от страшной боли в желудке. Боль становилась все сильнее, испуганный Дэвид потянулся к рюкзаку за линкомом — позвонить домой. Но странное дело, в рюкзаке его не оказалось! Может, он забыл его у палатки, когда вечером звонил родителям. Выбираясь из палатки, Дэвид неожиданно ощутил страшную слабость — он едва мог стоять. Его вырвало, по телу прокатились судороги. Но по-настоящему страшно ему стало тогда, когда в утреннем полумраке он неожиданно различил сидящую на стволе поваленного дерева маленькую неподвижную фигуру.

— Кто… здесь? — спросил Дэвид, с трудом сдерживая , стоны — боль становилась невыносимой.

— Это я, — ответил тихий детский голос, тень шевельнулась и подошла поближе. Слабый утренний свет осветил незваного гостя, и Дэвид вздрогнул, узнав своего соседа.

— Ты зачем… здесь? Помоги… Найди линком, он… где-то здесь… Мне плохо…

— Этот? — Фукашиги держал в руках-маленький черный прибор.

— Дай мне…

Глаза Фукашиги пылали огнем. Положив линком на землю, он демонстративно наступил на него и вмял в землю, послышался тихий хруст.

— Возьми, если он тебе нужен…

— Что ты сделал… — В глазах Дэвида неожиданно мелькнуло понимание. — Так это… ты?

— Ну конечно, я! Что, больно? А думаешь, мне было не больно? А вот так хочешь, вот так! — Фукашиги подскочил к юноше и несколько раз ударил его ногой — в лицо, в живот.

Быстрый переход