— Умеешь ты утешить, Аристофан, — хмыкнул Гагарин.

Грек доставал ему едва ли до плеча, но и снизу вверх он умудрялся смотреть покровительственно.

— Хочешь добрый совет, Георгий, — проговорил он. — Бери машину и поезжай в Ираклион. На площади Львов есть замечательное заведение папаши Зефироса. Вино, сочное мясо… А какие там бывают женщины! М-м-м… — Ангелопулос вынул изо рта сигару, зажмурился и сладко причмокнул.

Капитан засмеялся: немолодой грек знал его как облупленного.

— Как скажешь, дорогой, — улыбнулся Гагарин. — Загляну только в кубрик, помоюсь и переоденусь. Изгваздался весь…

Он пожал инженеру крепкую, темную от графитовой смазки руку и пошел к воротам дока.

Вечер стремительно превращался в ночь.

Крит не Северная Пальмира, где дневное светило уходит с небосклона не спеша и потом еще долго тянутся сумерки. Средиземное море, не хухры-мухры… Вроде малиновый диск только что парил над горизонтом и вдруг одним махом опустился в море. Почти как при облете Луны, когда Солнце ныряет за изъеденную кратерами кромку естественного спутника и корабль будто валенком накрывают…

Вымытый до скрипа, в чистом костюме, Гагарин вышел из кубрика — жилого помещения, где коротали время между сменами инженеры и техники Ракетной верфи космопорта Акротири, — и направился к воротам, где его ждала старенькая «Испано-сюиза». Хитрый грек Ангелопулос успел уже распорядиться. Капитан с удовольствием опустился на потертое кожаное сиденье, кивнул водителю-турку. Заклокотав движком, автомобиль выкатил за ворота на шоссе, почти точно повторяющее прихотливый изгиб береговой линии, и с маху вклинился в общий поток.

Гагарин откинулся на спинку и попытался расслабиться, но мешали мысли о предстоящей возне с бумажками. Корабль не женщина, с ним так просто не разведешься. Пока циклотроны дезактивируют, пока движки разберут, пока навигационные приборы опечатают. Месяца четыре провозятся, не меньше. И на каждую бумажку потребуют от бывшего капитана поставить визу. Да еще придется недельку покорпеть над отчетом о последнем перелете на Ганимед. И все это время придется торчать здесь, на Крите. А так хотелось вырваться в Россию, покутить в столичных ресторанах, попить ледяной водочки под цыганский хор, закусывая, само собой, икорочкой. Эх… Ладно, пока посмотрим, что может предложить бравому межпланетнику заведение папаши Зефироса…

Долго ждать встречи с сим заведением Гагарину не пришлось. Водителем турок оказался виртуозным. Он моментально перестраивался из правого ряда в левый, подъезжал к светофорам в то самое мгновение, когда желтый переключался на зеленый. Когда показались огни Ираклиона, водитель наддал. «Испано-сюиза» вырвалась из общего потока и свернула на маленькое шоссе, что петляло вдоль берега. Здесь движение было не столь интенсивным. Гагарин невольно залюбовался видом ночной бухты, над которой уже взошла луна. Темной скалой возвышались вдали бастионы древней крепости Кулес. На спокойной глади штилевого моря чуть покачивались мачты фелюг. Сверкающей гирляндой пылали в небе бортовые огни туристического дирижабля. Но очарование длилось недолго. Надвинулся большой город, вобрал в свои тлеющие, словно разноцветные угли, недра юркий автомобильчик.

Турок притормозил у фонтана Морозини. Пассажир протянул ему новенькую купюру. Водитель с благодарностью принял чаевые, пожелал приятного вечера. Капитан вышел из пропахшего бензином салона, с наслаждением втягивая воздух ночного города, пахнущий морем, жареным мясом и — Гагарин даже зажмурился, как давеча инженер Ангелопулос, — женскими духами.