В ночной тиши до них доносились только неумолчное журчание и плеск воды в фонтане, струящемся где-то неподалеку, да кваканье лягушек, которые, казалось, были везде — не только в саду, заросшем пышными, великолепными тропическими растениями, но и в доме.

Они запивали изысканные креольские блюда чудесным вином, а потом Оркис настояла на том, чтобы Андре попробовал какой-то необыкновенный, экзотический напиток; впоследствии он узнал, что напиток этот называют «Пиво дьявола».

По вкусу он напоминал ликер с каким-то странным ароматом, не похожий ни на одно вино, какое ему приходилось когда-либо пить.

Допив свой бокал, Андре почувствовал, как жаркая волна прокатилась по его телу; она была как поток расплавленного огня; каждый нерв, каждый мускул в нем затрепетал, загораясь неудержимой страстью, из головы исчезли все мысли, и весь он превратился в одно безумное, непреодолимое желание, устремленное к Оркис; Андре понимал, что оно было вызвано искусственно, но не мог ему противостоять.

Несколько часов спустя, когда оба они, обессиленные, утомленные страстными ласками, лежали на ложе в форме лебедя, Андре с трудом начал припоминать, для чего он здесь. Едва шевеля губами, он прошептал:

— Я хотел бы украсить изумрудами твою чудесную шею; своей зеленью они еще ярче оттеняли бы блеск твоих глаз, а в уши тебе я вдел бы рубины, алые, как кровь, как твои губы! Но, увы, у меня совсем нет денег!

— Деньги не имеют никакого значения, главное — чтобы мужчина был настоящим мужчиной! — ответила Оркис. — А ты, без сомнения, являешься им, mon cher.

— Как ты думаешь, — начал Андре, осторожно подбирая слова, — остались ли какие-нибудь деньги или ценности на плантации де Вийяре?

— То есть ты хочешь знать, — уточнила Оркис, — обшарил ли император это имение так же, как все остальные? — Она рассмеялась; смех ее был резким, неприятным. — Он хитер, мой Жан-Жак, очень хитер! Он обыскал все уголки, все самые потаенные местечки, где белые попрятали свои сокровища и деньги, надеясь, что смогут вернуться за ними. Но, как говорит император, они получат свое золото в другом, лучшем мире. Здесь оно им больше не понадобится.

— А вот мне бы не помешало иметь его хоть немножко. Уж я бы нашел ему достойное применение; я бы просто засыпал тебя подарками.

— Сейчас мне хотелось бы получить совсем другой подарок, — улыбаясь, возразила Оркис.

Она повернулась к нему, и от прикосновений ее рук и губ в Андре снова зажегся огонь, который он считал уже догоревшим, бессильным вспыхнуть вновь.

— Помоги мне отыскать то, что принадлежит мне если не по юридическому, то по нравственному праву, — попросил он Оркис. — Разве мой отец не должен заплатить за то, что произвел меня на свет? Конечно, останься он жив, он никогда не признал бы меня своим сыном и наследником.

— Все белые таковы, — скорчив недовольную гримаску, сказала Оркис. — Все они les salles cochons. Мы должны очистить от них остров, а те, кто еще остался, будут подвергнуты таким ужасным наказаниям и пыткам, что смерть по сравнению с ними покажется им благом.

Она произнесла все это с нескрываемой злобой и яростью. Андре прекрасно понимал, что Оркис только повторяет слова Дессалина, и все-таки неприятно было слышать такое от женщины; к тому же она явно наслаждалась мыслью о тех мучениях, в которых будут умирать белые люди.

Это под стать было той омерзительной жажде крови, которая сжигала императора. Андре поостерегся высказывать свои мысли вслух, но не стал также рьяно выражать свою ненависть к белым; пусть этим занимаются те, которые захватили власть и теперь одерживают победы над своими прежними хозяевами.