Ромка не ответил и продолжал исступленно таращиться в угол.

— Да ну тебя на хрен! — рявкнул Василий, становясь между мешком и Ромкой. Тонкая серая струйка оборвалась. Ромка потянулся, хрустнув суставами, и со скукой поглядел на Василия.

— Ну чего? — спросил он. — Два дня вместе гудели — молчал. А теперь поговорить ему… Чего надо?

— Из-за Лики бесишься? — хмуро осведомился Василий.

В ответ Ромка скорчил рожу — похлеще Пузырька.

— Да на фиг она мне сдалась, Лика твоя! Я лучше вон, если что, к кукле Маше на второй этаж сбегаю — та хоть мозги не пудрит…

От такого бесстыдства Василий на несколько секунд утратил дар речи.

— Да-а… — протянул он на низах. — Докати-ился…

Поиграл желваками и, насупившись, повернулся к мешку. Ухватил щепоть порошка, растер в пальцах и с неодобрением оглянулся на Ромку.

— Ну и какой же это, на хрен, цемент?

— Да никакой… — нехотя согласился тот. — Попробовал из черного тюбика развести: он засохнет — и снова рассыпается… А из красненького развел — вроде ничего, схватывается. Вон, в углу…

Оттискивая в тонкой серой пыли следы босых ног, Василий направился в угол. Оторвал от пола засохшую лепешку, разломил с натугой, осмотрел оба скола. Вроде и впрямь схватилось…

— Нет, ну а что ты с ним делать-то будешь?

— Не скажу! — Ромка злорадно осклабился. Василий метнул оба обломка на пол.

— Дурью маешься! — бросил он с досадой. — Тут только в «конуре» строить и позволено! Ну вот выйди наружу, попробуй… Ты сверху — бетонировать, а пол снизу — подъедать!

— А вот фиг там! — с затаенным торжеством сказал Ромка. — Все рассчитано…

— Рассчитано у него… Главное — зачем?!

— Допросились…

— Кто?

Ромка ответил не сразу. На губах его блуждала шалая улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего.

— Думаешь, они одного Креста опустили? — спросил он вдруг. — Они нас всех опустили…

— Ты соображай, что говоришь! — наливаясь кровью, громыхнул Василий. — За такой базар — знаешь…

Но Ромку его громыхания давно уже не впечатляли.

— А вот фиг им… — с нежностью молвил он. Потом, как бы иллюстрируя свою мысль, сложил кукиш и невольно им залюбовался.

— Раскидался фигами! — буркнул Василий. — Что ни слово — то «фиг», «фиг»…

— А у тебя что ни слово — то «хрен»! — огрызнулся Ромка — и вдруг замер. Ошеломленно взглянул на Василия. Хмыкнул. Задумался. Еще раз внимательно оглядел кукиш.

— Нет, — решительно сказал он наконец. — Все-таки «фиг» — лучше! Красивее!

Процессию возглавлял Никита Кляпов. Он шел и озабоченно высматривал подходящую глыбу. За ним следовал безучастный Крест с двумя ломиками. Полы его простынки Никите пришлось укоротить до колен, а то поначалу Крест то и дело в них путался с непривычки. И наконец замыкали шествие три пушистых лупоглазых зверька. Время от времени кто-нибудь из них отважно подбегал и, дернув за край простынки, отскакивал с преувеличенным ужасом.

— Йоц! Йоц!

Крест недоуменно оглядывался, а Никите было не до того — он высматривал глыбу.

Поодаль стояли и наблюдали печальную эту картину две женщины.

— Говорила же, обнаглеют! — зловеще молвила Клавка, с ненавистью глядя на лупоглазых. — Ну ты посмотри, чего делают! А все хозяева ваши разлюбезные… И главное — за какую-то зверушку безмозглую! — Он же теперь — чисто дитя малое… Корми его, пои… Одевай…

Маша Однорукая вздохнула.