Рот медленно закрылся, воздух был относительно тихо выдохнут. Конечно, будь рядом свидетели,

Клавка еще, пожалуй, и пошумела, поерепенилась бы малость — марку поддержать. А так… Словом, когда Ромка, устранив пару-тройку огрехов, снова поднял голову, Клавки на пятачке уже не было.

Следующей, как ни странно, заявилась Лика. Что ее выгнало из дому в такую рань — сказать трудно. Обычно она в это время еще нежилась в гамаке… Остановилась, подождала, когда Ромка поднимет голову, естественно, не дождалась и в недоумении обошла глыбу кругом; приглядываясь к творящемуся на вершине.

Ромка уже заканчивал выкладывать третье кольцо.

— Доброе утро, Рома, — сказала Лика.

— Привет, — буркнул Ромка, головы по-прежнему не поднимая.

Лика, склонив голову к плечу, задумчиво и тревожно смотрела на еще не завершенную, но уже уродливую композицию.

— И что это будет? — хрустальным голоском осведомилась она.

Ромка встал и вытер руки о штаны. С третьим кольцом было покончено.

— Фиг, — ответил он не без гордости.

— Прости, не поняла…

Он снисходительно улыбнулся и сложил для наглядности известную комбинацию из трех пальцев.

— И… кому же ты его… адресуешь? — несколько оторопело спросила она.

— А вообще! — И Ромка щедрым жестом объял необъятное.

Лика, право, не знала, что и ответить.

— Между прочим, — холодно заметила она наконец. — Фига, если хочешь знать, женского рода, а не мужского.

— Это у тебя женского, — огрызнулся Ромка. — А у меня — мужского.

Лика оскорбленно вскинула плечики — и удалилась.

Потом публика повалила валом. Посмеиваясь, наблюдали, как Ромка, упрямо отклячив нижнюю губу, раскатывает очередного масляно отсвечивающего удава, рвет его натрое и выкладывает по частям следующий ярус. Задавали вопросы. Чаще всего: «Кому фиг-то?» Сначала Ромка говорил: «Хозяевам!», но потом озверел и начал отвечать: «Тебе!» Покручивая головами, отходили. Дескать, чем бы дитя ни тешилось — только бы кабели не перемыкало…

Приковылял Пузырек, поглядел скептически, почесал за ухом.

— Эх! — сказал. — Знал бы — ни за что бы менять не стал. Сколько сырья загубил — страх подумать!

Несколько раз в проходах между опорами появлялся хмурый Василий, но к глыбе так и не подошел. Переживал издали.

Словом, первый день творения никого особенно не встревожил.

Загрузив мешки и сетку с капсулами в скок, Ромка шагнул вслед за ними и невольно присвистнул. Пять надзорок на одном пятачке — не многовато ли?

Прямо целый патруль. Поволок первый мешок к пьедесталу — и сразу же наткнулся на округлое акулье рыло.

— Ну чего, чего? — прикрикнул, выпрямляясь. — Иди вон алкашей своих лови…

Такое впечатление, что надзорка колебалась. Дороги не уступила, но, когда Ромка поволок мешок в обход, препятствовать тоже не стала. Хотя (был такой момент) блики на чернильной гибкой броне метнулись зигзагами, и показалось, что тварь сейчас сманеврирует и снова окажется с ним нос к носу.

С одной стороны, все это Ромке очень не понравилось, а с другой — он вдруг ощутил прилив сил и победное злорадство. Ишь, чувырлы гладкие! Зашевелились? Почуяли?

Уклоняясь от прямых столкновений, он в несколько рейсов забросил мешки и сетку в седловину, после чего надзорки как-то сразу выпали из его поля зрения. Теперь для него существовали только покатая вершина глыбы да корявое волнисто вылепленное основание, похожее на обрубок печной трубы. Ромка щелкнул по нему ногтем и звуком остался доволен, Схватилось…

Кстати, а который фиг лепить-то? Левый или правый? Сложил два кукиша, сравнил… Правый.