Закусив губу, она присела на край кровати, расстегнув верхние пуговицы рубашки, оголила плечо: рубцы с рваными краями начали кровоточить. Вместе с чувством тошноты и зудящей, навязчивой болью накатило недавнее воспоминание.
Бледное лицо. В глазах пляшет, искрясь, Неизбежность.
Синева вокруг фигуры в массивном водолазном костюме угрожающе уплотнилась. В серых глазах загорелась паника. Еле уловимое движение синевы и сухой треск разрывающихся досок: вязкая тьма ощетинилась ледяными копьями. Тьма беззвучно утягивала его в бездонную черноту.
Анна, позабыв о боли в теле, схватилась за телефон.
«Привет, это Тимофей Торопов. Если я вам еще не ответил, значит, типа, работаю. Перезвоните, что ль. Ну, или оставляйте сообщение после короткого звукового сигнала».
Анна сбросила, прижала потемневшее стекло к подбородку.
Прошлась по комнате. Взгляд упал на раскрытую книгу: пугающе-голубая бездна и крупный шрифт названия «Ныряющие в темноту».
Образ увлекаемого чернотой и неизвестностью дайвера не отпускал.
Девушка решительно активировала экран сотового, набрала уже найденный в телефонной книге номер.
— Пап, привет. Это Аня. Не могу дозвониться до Тима Торопова. Он не рядом с тобой?
Удивленное молчание в трубке.
— Нет. А что происходит, Ань?
— Он на глубине? — сердце сжалось в ожидании ответа.
— Да. Работает. В чем дело?
Закусив губу, она соврала:
— Ничего.
Напряжение между ними росло, укладывалось узелками между вышками сотовых станций.
— Что доктор Страуме? — голос отца нарочито небрежный, но — Анна знала, что он обращен в слух. — Я вчера разговаривал с ним, просил, чтобы обследование завершилось скорее и… чтобы можно было тебя забрать.
Виски сдавило, теплой патокой боль стекла к затылку. Будто он вправду — заботливый отец. А она — его заболевшая дочь. Будто не было этих тринадцати лет отчуждения.
Анна растерянно молчала.
— Ты уже позавтракала?
Девушка зажмурилась и выпалила:
— Я не в пансионате сейчас.
Молчание в ответ. Микрофон сотового выхватывает из окружения отца приглушенные голоса и писк оборудования. Отдаленный шелест обратного отсчета.
— Не понял. А где ты?
— Я уехала оттуда. Ночью. Я потом тебе все объясню. Не по телефону, а когда увидимся. Так будет лучше. Поверь мне, пожалуйста. Мне не надо там находиться.
Пауза, недовольное дыхание в трубке. Анна чувствовала сопротивление отца, его желание настоять на своем. Приготовилась защищаться. По шее пробежал озноб, колко опустился на плечи.
— Я ничего не понял, но ты мне все объяснишь, как только я к тебе приеду, — неожиданно услышала в трубке. — А куда я к тебе приеду? Ты где находишься?
Анна ошеломленно прошептала:
— Я у Тима. У Тимофея Торопова, в его доме.
Отец недовольно пробурчал:
— Ну вот сейчас вообще что-то отказываюсь понимать.
Она не дала ему договорить:
— Пап, — поперхнулась словом, от которого отвыкла за последние тринадцать лет. — Папа, пожалуйста. Смотри за Тимом. Что-то произошло. Он в опасности. Пожалуйста. Сбереги его.
— Да нормально с ним все. Я его вижу, — он запнулся. — Черт… Ань, перезвоню.
Осторожно фиксируясь страховочными тросами по вехам-маячкам, четверка дайверов пробиралась к выброске. Мутная вода, почти нулевая видимость, фонари пробивали ее всего на несколько метров вперед, выхватывая только мутный силуэт впередиидущего в водолазном костюме.
Торопов пропустил вперед дайверов: ребята потихоньку, метр за метром исчезали в черноте над головой. |