Тим медленно приходил в себя. На мгновение, уколом в грудную клетку, его накрыло осознание, что он не умер и поднимается на поверхность. Что свет рядом — это фонарь в руках кого-то из парней. А еще — что жуткий образ из сна, мучивший его год за годом, оказался знакомым и доверчивым. Он больше не боялся его. Он узнал эти синие глаза, эту непокорную улыбку.

Светлое лицо рассыпалось в его сознании странным видением в трюме затонувшего тысячу лет назад корабля, играло греческим огнем на стенах, отражалось в темных ледяных кристаллах, ворвавшихся в трюм вместе с жестокой водой. Кажется, он даже слышал крики о помощи тех, кого корабль забрал с собой. Тех, кому суждено разделить с кораблем его вековой покой.

А Тима он отпустил. Или это она позволила?

«Ведьма», — так, кажется, бросила женщина с волосами цвета липового мёда?

Ведьма.

Огонь.

Лед.

Изуродованные плечи и руки в кандалах. Грубо сбитая деревянная клеть. Излишняя жестокость или необходимость тюремщиков?

Перед глазами вновь и вновь вставали мельком увиденные там, в парке «Робкой звезды» дружинники, всплывала горделивая осанка Скраббл в мутно-желтом свете фонаря. Кто сказал, что призраки за ее спиной — стража?

Голос Бориса Аркадьевича, историка из музея Горгиппии, прорывался сквозь мрак. «Ее именем приносились клятвы, что равнялось клятве перед предками. Ее именем творилось чародейство. Ей поклонялись воины — есть предание, что погибшие в бою поступали в ее, Морены, воинство. Вероятнее всего упомянутая в легенде Марья-волхва была жрицей этого культа».

Острая, ослепляющая догадка, ворвалась, переворачивая сознание.

КЛЮЧ! Точно, та, что заперта в клетке, просила взять ключ. Тот самый, бронзовый, с отломанным зубцом и крученым ушком.

Тим задыхался. Тупая боль, растекавшаяся колючей плазмой по венам, обострялась. Сжимала горло, закипала в висках. Динамики непрестанно шипели, он не мог разобрать обрывки неразборчивых фраз. Кажется, шторм. Кажется, беда.

Тело безвольной куклой болталось, закрепленное к выброске: краешком уцелевшего сознания Тим узнавал красный спасительный трос, чувствовал крепкие руки парней, руководивших его спасением.

Море все-таки не хочет раскрывать свои тайны.

В странном водовороте событий и дней Тим видел девушку с пронзительно-синими глазами в простой льняной рубахе, бегущую от погони. Испуганные синие глаза, и приоткрытые в немом крике губы. «За что?» Вопли толпы, свист безжалостной плети, горячие угли у тонких и худеньких стоп. «Сдохни, ведьма!», — бесновалась толпа. Холодный строгий взгляд и знакомый узор на обручье: «Отрекись от ереси!»

Знакомый утес. Женщина, которую он видел в трюме, обернулась яркой брюнеткой. Безумный взгляд, и червоточина пистолетного дула, обращенного к Скраббл.

— Беги! — прохрипел Тим, надеясь докричаться.

Перед глазами мелькнуло и погасло смутно знакомое лицо: хмурый взгляд, острые скулы, аккуратная бородка, изрезанное морщинами лицо. Стражник за спиной Анны. Сурово взглянув на Тима, тень скользнула к поверхности и серым вихрем рванула к берегу.

— Фиксирую расширение радиуса магнитной аномалии, изменение скорости ветра до двадцати метров в секунду, — вахтенный докладывал каждые пять минут. Самойлов уже не ожидал получить от береговых служб сколько-нибудь достоверную информацию, доверившись команде, сошедшим с ума приборам и собственному опыту. Опыт подсказывал срочно выводить «Малахит» на большие глубины. Автономный робот уже вернулся на борт, команда закрепляла его на случай шторма, проверяла повреждения. Шестеро дайверов на выброске — вот проблема.

— Что там дайверы, на какой глубине первая тройка? — спросил у вахтенного офицера, только что получившего отчет от группы обеспечения.