— Что ты предлагаешь? — спросил он.

— Если ты затеешь судебное разбирательство по поводу опекунства над Томом, Мадлон и твой дед из-за скандала будут вынуждены расстаться. Это погубит их надежды на будущее. Тебе недостаточно того, что ты уже наказал меня? Неужели и они должны страдать? Подумай об этом, прошу, иначе будет поздно что-либо изменить.

Реми невесело рассмеялся:

— С каких это пор, мадам, вы заботитесь о чувствах и счастье других людей?

Элли шагнула к нему.

— А с каких это пор, вы, доктор де Бриза, перестали заботиться о чувствах других людей? — Она помедлила, потом добавила: — Если ты оставишь Тома со мной, я клянусь, что не стану противиться вашим с ним встречам. Ты будешь видеть сына как можно чаще. Когда тетушка и твой дед поженятся, ни у кого не возникнет вопросов, зачем я езжу к вам. Он поднял брови:

— Ты предлагаешь мне случайные встречи? Снова решила притворяться? Мне это надоело! Судебную тяжбу незачем устраивать. Отдай сына добровольно. Это обычная частная договоренность между двумя людьми, подробности которой не нужно оглашать публично. Я даже могу позволить тебе изредка встречаться с Томом, если сочту это нужным.

Наступило молчание, потом Элли с горечью сказала:

— Никогда не поверю, что ты можешь быть таким жестоким.

Реми злобно улыбнулся:

— Всему этому я научился у тебя, красавица моя. — Он взглянул на часы. — Я должен уезжать. Дай мне знать, когда захочешь обсудить детали нашей договоренности. — Подойдя, он наклонился над детской коляской и поцеловал Тома в лоб. — До свидания, мой богатырь. — Выпрямившись, Реми посмотрел на Элли в упор. — Когда у тебя будет время, научи его говорить «папа», — насмешливо сказал он. — До встречи, Элиз.

Элли стояла, вцепившись в ручку детской коляски, и глядела вслед отъезжающему автомобилю Реми.

Она направилась к своей машине, стоявшей на парковке. Элли была настолько погружена в размышления, что даже не заметила притаившуюся за углом здания женщину. Это была Соланж Жеран, которая неотрывно следила за каждым ее шагом, а потом проводила взглядом отъезжавший автомобиль.

— Ты, в самом деле, решила уехать в эти выходные? — печально спросила Мадлон, обращаясь к племяннице. — Мне не удастся убедить тебя задержаться? Томасу так нравится здесь! С тех пор как вы приехали, малыш изменился. Он стал увереннее ходить, постоянно говорит что-то, хотя порой невозможно понять, что. Томас смеется и играет, стал общительнее.

— Он стал другим, — признала Элли, наблюдая за тем, как сынишка пытается поймать бабочку и время от времени восхищенно вскрикивает. — Все было замечательно, но билеты на паром уже забронированы.

Элли наклонилась на стуле, прикрывая ладонью глаза от солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву деревьев.

— В любом случае так будет лучше. Я понимаю, что мое присутствие кое-кому в тягость.

— Но останется столько нерешенных вопросов! — запротестовала тетушка. — Как ты можешь уехать, ничего не сказав своему любимому Реми? Вряд ли его интересуют мои чувства, — равнодушно заметила Элли. — Слишком многое он никогда мне не простит.

Тетушка сурово посмотрела на нее.

— Ты родила от него ребенка, Элиз. — Увидев, как Элли удивленно округлила глаза, она кивнула. — Давай поговорим начистоту, дорогая моя, и забудем о мифе, будто Томас — сын Марчингтона. Любой человек при виде малыша сразу же сообразит, кто его отец. Спроси мадам Друак, если не веришь мне, — сухо прибавила Мадлон.