— Лучше? — машинально поинтересовался Ваня.

— Канесно луссе!!! — якут всплеснул руками. — Многа луссе. Отец говолил — наша лод никто ситать не умел. Теперь я уметь! Сестла мой уметь! Васный стал, комсомолка. Все ее слусаться и бояться. Отец саболел — больниса полосить. Нисего платить не надо. Блатья скола ходить…

Ваня отчего-то был неприятен разговор про то, как хорошо при советской власти и он сменил тему.

— Как ты здесь выживаешь?

— Моя мал-мала кусать есть, — Петров повел рукой вокруг себя. — Леса сто надо дает, только дулак голодный будет. Байанай* доблый, холосо поплосис — все даст. Немса тосе богатая, всегда еда есть в сумка. Много хоросая веси есть. Моя стлелить — забилай. Однако, ледко забилай — стлелил — слазу уходить надо. Но мал-мала забилай. Потома покасу, холосая веси есть. Если нлавится — сабилай! Вот, давай кусать…

Байанай (якут. Байанай, Баай Байанай) — дух-хозяин природы, покровитель охотников в якутской мифологии.

Несмотря на весьма непрезентабельный вид тушеные грибы оказались на диво вкусными и даже подсоленными в меру. А вместе с консервированной крольчатиной и галетами, завтрак получился, вообще, на загляденье.

После еды, якут раскрошил немецкую сигарету, набил маленькую трубочку табаком, сел по-турецки возле костерка, с наслаждением закурил, помолчал немного, а потом застенчиво поинтересовался:

— А твоя, Ваня, откуда?

— Из Москвы.

— О-о-о!!! — Якут уважительно покивал. — Моя тосе Москва хотел. Но не успел. Ленинград тосе холосо. Я хотел уситься, но тепель воевать.

— А что дальше собираешься делать?

— Воевать, — спокойно и уверенно ответил Петров. — Пока немса не прогнать совсем.

Иван невольно поежился. Каким бы ты умелым не был, рано или поздно вычислят и шлепнут. А если даже выживет, вести одному войну против целой армии… перспектива не из самых вдохновляющих. Да уж… воистину у этого лесного ниндзи яйца из легированной стали, если не из титана. Когда наши отобьют обратно эту часть страны? А хрен его знает, вроде к концу сорок третьего, если не позже. С нашими тоже перспектива хреноватая, вернутся и спросят — а что ты делал красноармеец Петров? А оправдаться будет трудно. Формально Петр Петров дезертир, самовольно покинул часть. А то, что немцев отстреливал, надо будет еще доказать. И дело не в том, что кровавая гебня и прочее, а дело в простой бдительности.

«Твою же мать, совсем уже охренел?!!» — ругнулся Ваня, внезапно осознав, что уже оправдывает гебешников.

— А твоя, Ваня? — якут строго посмотрел на Ивана. — Твоя сто делать дальсе?

Ваня ненадолго задумался и признался:

— У меня свое задание.

Якут еще раз уважительно покивал.

— Садание — холосо. Эй!!! — он вдруг спохватился и, явно стесняясь, тихо поинтересовался. — Твоя немеская понимай? Я тосе хотеть усить, но не успел, война насялся…

— Понимаю, — опять признался Иван. — Учил.

— Ситать тосе мосись? — ахнул Петр Петров.

— Могу.

— Это холосо, осень холосо!!! — бурно обрадовался якут, вскочил и умелся в балаган, шепелявя на ходу. — Сейсяс, сейсяс, плинесу интелесная веси, не уходи никуда…

— Угу, уже побежал, — хмыкнул Ваня, покосившись на болото вокруг островка. — Я, конечно, маленько придурковат, но не такой же степени…

Петр вернулся с солидным кожаным портфелем и парой командирских немецких планшетов.

— Вот! — протянул он их Ивану. — Ситай!!! Ситай и расскасывай!

— Где ты их взял? — Ваня с интересом повертел портфель, а потом взялся за планшеты.